Мама рассказала, как она обо всем узнала. О гибели Джона моим родителям сообщил доброжелательный офицер службы безопасности ЦРУ, которому выпала эта печальная обязанность. Отец в тот день играл в гольф. Маме позвонил человек, который представился сотрудником ЦРУ и объяснил, что произошло. Ей пришлось целый день ждать, пока отец вернется в отель, чтобы сообщить обо всем и ему. Офицер службы безопасности сказал, что на следующий день встретит их в фойе отеля и отвезет в аэропорт, куда прилетим мы с Элси. Чтобы они узнали его, он описал себя и пообещал держать под мышкой свернутый в трубочку журнал “Тайм”. Родителям понравилась эта шпионская деталь.
Ночной рейс в Бостон не дал мне возможности рассказать родителям, что именно произошло. Я очень боялась, что о гибели Джона напишут в газетах, ведь наши друзья оставались в Паксе, где сражались на тайной войне. Перед отъездом из Паксе меня попросили на все вопросы отвечать, что мой муж погиб, разбившись на вертолете.
Мы все дремали, пересекая страну в ночи. Уже перед самой посадкой я разволновалась. Из глаз полились слезы. Элси достала валиум, выданный ей в Паксе. Она дала мне половину таблетки, и я приняла ее, запив, естественно, пивом. К тому моменту, когда мы вышли в терминал аэропорта Логана, я успела успокоиться. Родители Джона, Люси и Пол, ждали нас со слезами на глазах. Люси не могла справиться с чувствами. Я не знала, как ее успокоить. Она была безутешна. Я это понимала. Я печалилась за всех нас.
Мне больно вспоминать ту долгую дорогу домой, но последовавшая за ней неделя оказалась еще хуже. Мы ждали, пока останки Джона вернут для похорон. Я представляла себе гроб с камнями внутри и про себя называла его “ящиком с камнями”. Если бы я представила лежащего в гробу Джона, я бы окончательно потеряла самообладание. Из штаба сообщили, что после вскрытия в Таиланде тело отправят домой на военном самолете. Каждый день я звонила в штаб-квартиру, и каждый день мне называли новую причину задержки.
Дни тянулись бесконечно долго. Я ни в чем не находила смысла, я не находила смысла даже в жизни. Мне сложно было принимать решения о церемонии прощания и похоронах. Священник из церкви спрашивал, какую церемонию мне хочется организовать. Сотрудники похоронного бюро интересовались, сколько подавать лимузинов. На кладбище предлагали купить еще два или три соседних участка для себя и родителей Джона. Я купила два участка. Я не могла представить, что меня похоронят там же. Мне сложно было с этим смириться. Затем к нам в дом потянулись люди, желающие выразить свои соболезнования: школьные друзья Джона, соседи и даже парикмахер, который стриг Джона с детства. Я приветливо встречала их и вежливо с ними разговаривала, но на самом деле мне хотелось спрятаться ото всех и притвориться, будто ничего не случилось.
В ту неделю, что я провела дома у родителей Джона в Беллингеме, в штате Массачусетс, мы вспоминали, каким Джон был ребенком, взрослым, сыном, братом, мужем и весельчаком. Мы смотрели видео, которое его родители сняли на восьмимиллиметровую камеру во время весенней поездки в Лаос и Бангкок. Смотреть его мне было тяжело. Возможно, мне и вовсе не следовало делать этого. В конце концов я научилась избегать вещей, которые могли причинить мне ужасную боль.
Я знала, что тяжелее всего в эту неделю пришлось братьям Джона и его сестре. Все они были младше Джона, и их юная жизнь словно на время остановилась. Эрикс только поступил на службу в ВВС, и ему пришлось срочно вернуться домой. Пол учился в колледже неподалеку и был дома, когда офицер ЦРУ пришел сообщить страшную новость. Кристина была на первом курсе Массачусетского университета; первый семестр и без того нелегок, а необходимость вернуться домой из-за случившейся трагедии сделала его еще тяжелее. Бобби учился в школе и наблюдал, как его жизнь стремительно меняется после мучительной потери старшего брата. Они сплотились в своей горечи: каждый из них страдал, но никто не мог сказать об этом вслух. Они знали, как сильно родители любили Джона, который был образцовым скаутом, получил диплом по физике и стал “зеленым беретом” армии США. Братья Джона и его сестра могли лишь отойти на задний план, вспоминая старшего брата. Он теперь стоял на высоком пьедестале.
В пятницу мне наконец-то позвонили из штаб-квартиры: вечером тело должно было прибыть в похоронное бюро. Прощание и погребение можно было провести в субботу. Тогда же распорядитель похорон выставил нам счет, деликатно пояснив, что в него включена оплата сверхурочной работы могильщиков, которые обычно отдыхают по субботам. Я была рада заняться этими формальностями, которые не давали мне провалиться в пучину печали. В итоге тело доставили слишком поздно, чтобы проводить церемонию в субботу, а потому похороны перенесли на понедельник.