Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Я быстро достала одежду на вечер: черные брюки прямого кроя, белую блузку в черно-коричневый цветочек, сшитую лаосским портным в Паксе, кожаные сандалии на соломенной платформе и темно-синий шерстяной свитер, который несколько лет назад мне подарила моя шведская подруга Мег, связавшая его вручную. Вещи не слишком хорошо сочетались друг с другом, но я хотела походить на советскую модницу, а не на модницу вообще. Я вытащила коричневую кожаную сумочку и потрясла ее, чтобы убедиться, что в ней ничего нет. Я часто использовала эту сумочку, отправляясь на задания, потому что в нее прекрасно помещались тайники Ника, а также смятые жестянки и молочные пакеты Тригона. Но я брала ее с собой и обычными вечерами, когда выходила прогуляться, потому что она была меньше той сумки, с которой я ходила на работу.

В сумочку я положила свои советские водительские права, которые доказали бы, что я американка, если бы я попала в аварию. Или, что еще хуже, если бы меня арестовали. Я также взяла с собой несколько пятикопеечных монет для поездки на метро и пару десятикопеечных монет для таксофона, из которого я должна была позвонить Нилу, если бы не смогла явиться в бар к часу ночи из-за поломки машины или другого безобидного форс-мажора. Разменивать деньги на улице было негде, поэтому я всегда сохраняла монетки, которыми мне сдавали сдачу в магазинах.

Как я и ожидала, пакет вошел в мою сумочку. Он был замаскирован под осколок бетона, диаметром чуть меньше десертной тарелки и толщиной примерно сантиметров семь. Я положила его в целлофановый пакет, чтобы бетонная крошка, которой его обсыпал Нил, не разлетелась у меня по сумочке. Крошка делала пакет реалистичным, чтобы он не привлекал к себе внимания, когда я размещу его в условленном месте, а также скрывала головки шурупов, которыми была прикручена крышка. Эти шурупы заворачивались не в ту сторону, в которую обычно, и наши техники говорили, что у них “левая резьба”.

Я была готова, оставалось только снять с себя украшения, которые выдавали во мне иностранку. Накануне я стерла лак с ногтей, потому что советские женщины ногти не красили. Мои волосы сильно отросли, а с ними отросли и светлые мелированные пряди, поэтому, чтобы не привлекать к ним внимания, я сделала низкий хвост. Направляясь на объект, я хотела слиться с толпой в общественном транспорте. Насколько я могла судить, раньше никто не замечал, что я чем-то отличаюсь от местных. Тем вечером мне было особенно важно затеряться в толпе.

Кивнув милиционеру, я открыла дверцу своих синих “жигулей”. Я поехала по улице Вавилова в сторону рынка у подножия холма, словно направляясь в посольство, чтобы провести обычный пятничный вечер с друзьями.

Но на этот раз я не повернула у рынка налево, а поехала прямо, выезжая на маршрут, который не мог привести меня ни в какое предсказуемое место. Если бы за мной была установлена слежка, группа наблюдения решила бы, что в посольство я не еду. Я отправилась в промышленные зоны и старые районы на окраинах Москвы, где еще стояли редкие деревянные дома, которые русские стремительно заменяли гигантскими жилыми комплексами, занимавшими целые кварталы. Проездив два часа по сумбурному, не имеющему цели маршруту, который был весьма явной попыткой выявить слежку, я по спирали вернулась в центральную часть города.

На совещании перед операцией я сказала, что нашла небольшую безымянную улицу рядом с улицей Горького, в непосредственной близости от ресторанов и театров, куда захаживали иностранцы. Я намеревалась поставить машину там, чтобы она не вызывала подозрений. Мне вовсе не хотелось привлекать внимание ни к машине, ни к себе самой, припарковавшись там, где иностранцев было не сыскать, ведь в таком случае офицер КГБ или милиционер вполне мог заметить машину и записать меня в список подозрительных лиц. В таком случае прикрытие, которое я так долго поддерживала ценой упорного труда, оказалось бы рассекречено. Я оставила машину у всех на виду, но в таком месте, где она вполне могла затеряться среди других автомобилей, принадлежавших иностранцам.

Выйдя из дома тем вечером, я положила синюю сумку из “Стокманна” на пассажирское сиденье. Каждый раз, отправляясь на задание, я следовала одному ритуалу. Я клала в сумку обычную одежду — в тот вечер это были розовые брюки и темно-розовая майка — и, прежде чем ехать в бар, чтобы подать сигнал об успешном завершении операции, заходила к подруге переодеться. В итоге я оказывалась среди друзей в том обличье, в котором меня привыкли видеть на людях. Я также клала в сумку бутылку пива “Карлсберг”, чтобы отметить прямо в машине успешное завершение операции. Садясь за руль, я делала глоток — и неважно, если пиво было теплым, — и глубоко вздыхала. Это всегда помогало мне успокоиться и настроиться на позитивный лад. Тем вечером я надеялась отпраздновать успех, как делала это раньше.