Вдова живого мужа

— Ты говорил о Раде, — напомнила она замолчавшему юноше.

— На твоем лице промелькнула улыбка, когда я сказал, что встреча с Радой дана мне судьбой, — растерянно проговорил он. — Но ведь кто-то сделал так, что совершенно здоровая прежде Ангелина вдруг умерла, а слуги Арала притащили именно Раду. И разве не странно, что она до сих пор не вышла замуж — у цыган женятся рано! — и была девственницей… Ведь только чистая девушка может быть первой у посвященного.

— Но и на воле мужчины к этому стремятся, — заметила Наташа, которую покоробил тон юноши — в нем сквозило странное самодовольство и чуть ли не гордость за обычаи Аралхамада.

— Ты не понимаешь! — произнес он таки самодовольно и усмехнулся. — Там девушек держат в неведении, якобы оберегая этим их целомудрие. Это не целомудрие, а глупость! Вместо того чтобы радоваться, девушка неприятно поражается, узнав, откуда берутся дети. Разве это не варварство?! А у нас девушка обучается всему, и даже будучи девственницей, знает и умеет все, что должна знать и уметь женщина.

— Значит, это была Рада? — пробормотала Наташа.

— Ты её тоже видела? — обрадовался он.

— Да, случайно проходила мимо, — сказала Наташа и осторожно спросила: — А тебе самому приходилось наблюдать, как девушек обучают?

— Нет, но верховный говорил, это — целая наука. Посвященные пользуются для неё древними индийскими рукописями: в них даже рассказывается, как можно наказывать провинившихся женщин, не прибегая к такой дикости, как, например, палка или плеть — у нас, у русских, на изящное просто не хватает фантазии!

Наташа подумала, что и при его новой, псевдоиндийской фантазии вряд ли Алимгафару понравилось бы, как обучали искусству любви Раду…

Они дошли до двери знакомой Наташе комнаты и Алимгафар заторопился.

— На днях у нас будет праздник первой ночи. Ты сможешь посмотреть, если захочешь.

— Как посмотреть? — изумилась Наташа. — Каждый из посвященных сможет наблюдать, как вы…

— Ну да, как мы сблизимся! Я ещё не решил, скажу ли об этом Раде. Все-таки она из табора, а у них, согласись, дикие нравы! Пока привыкнет…

— Ты думаешь, что когда мы, когда я с Адонисом… кто-то мог все видеть?!

— Все могли, кто хотел! Я тоже видел… Да ты не переживай, Оля, это было так красиво! Вы — молодцы!.. Правда, одновременно могли смотреть только двое… Иное дело — в брачной комнате: там за барьером могут поместиться все!

От неожиданности Наташа чуть не упала прямо здесь, в коридоре.

— Я думал, ты знаешь, — растерянно проговорил Алимгафар.

Молодая артистка медленно приходила в себя: пожалуй, это пострашнее, чем под куполом цирка. Она вспомнила роман Виктора Гюго [12]: там компрачикосы уродовали тела, здесь солнцепоклонники уродуют души… Это надо было спокойно обдумать. Она взялась за ручку двери.

— Погоди, — остановил её юноша. — Спроси у Адониса про предсказание. Мне удалось узнать кое-что, но этого мало… Боюсь, тебя ожидают большие неприятности и бежать придется быстрее, чем мы думаем. Пока приказано не спускать с тебя глаз…

— А что ты хотел сказать насчет Рады?

— Ничего, кроме того, что придется брать её с собой.

Наташа вошла и осторожно прилегла рядом с Адонисом. Ей захотелось увидеть его пробуждение. Вот он зашевелился и растерянно протянул руку — он не заметил, как перевернулся на другой бок, и Наташа оказалась за его спиной. Он моментально это сообразил, схватил её и уложил себе на грудь.

— Слушай, что я тебе расскажу: мне приснился сон!

Он сказал это так торжественно, что Наташа прыснула.

— Не смейся. Раньше мне никогда не снились сны. А тут приснилась ты, черешня.

— Почему ты называешь меня черешней?

— Потому, что мне не нравится идиотское имя — Пансема! По-моему, верховному просто изменило чувство вкуса. Или книга имен у него на столе чересчур толстая…

— Тогда почему ты не зовешь меня Наташей?

Он поморщился.

— Не обижайся, черешня, но я терпеть не могу это имя! — он дернул кадыком, будто проглотил наконец нечто труднопроглатываемое. — В одном богатом доме — неважно, в каком! — некая горничная Наташка отравила насмерть своих хозяев: мужа и жену. Этой девке показалось, что они её несправедливо обидели!

— А имя Ольга тебе нравится?

— Оля… Оленька… Олюшка… Это пойдет! Хорошо, пусть будет не черешня, а Ольга.

— Для меня, между прочим, Адонис тоже как-то фальшиво звучит! Будто я мифы древней Греции читаю. Давай, мы и тебе другое имя подберем?

По его лицу опять пробежала тень.

— Давай, но не сегодня! На сегодня мне впечатлений достаточно!.. Ты тревожишь меня своими разговорами! Я много лет прожил без раздумий, неприятных воспоминаний и, заметь, без сновидений!

— Тогда скажи верховному, чтобы он прислал кого-нибудь другого вместо тебя!

— Ты этого действительно хочешь? — спросил он, глядя ей в глаза и до боли крепко прижимая к себе.

— Хочу! — ответила она дерзким взглядом. — Нет ничего хуже, чем быть в тягость!