Вдова живого мужа

- Ты не понимаешь! - произнес он таки самодовольно и усмехнулся. - Там девушек держат в неведении, якобы оберегая этим их целомудрие. Это не целомудрие, а глупость! Вместо того чтобы радоваться, девушка неприятно поражается, узнав, откуда берутся дети. Разве это не варварство?! А у нас девушка обучается всему, и даже будучи девственницей, знает и умеет все, что должна знать и уметь женщина.

- Значит, это была Рада? - пробормотала Наташа.

- Ты её тоже видела? - обрадовался он.

- Да, случайно проходила мимо, - сказала Наташа и осторожно спросила: - А тебе самому приходилось наблюдать, как девушек обучают?

- Нет, но верховный говорил, это - целая наука. Посвященные пользуются для неё древними индийскими рукописями: в них даже рассказывается, как можно наказывать провинившихся женщин, не прибегая к такой дикости, как, например, палка или плеть - у нас, у русских, на изящное просто не хватает фантазии!

Наташа подумала, что и при его новой, псевдоиндийской фантазии вряд ли Алимгафару понравилось бы, как обучали искусству любви Раду...

Они дошли до двери знакомой Наташе комнаты и Алимгафар заторопился.

- На днях у нас будет праздник первой ночи. Ты сможешь посмотреть, если захочешь.

- Как посмотреть? - изумилась Наташа. - Каждый из посвященных сможет наблюдать, как вы...

- Ну да, как мы сблизимся! Я ещё не решил, скажу ли об этом Раде. Все-таки она из табора, а у них, согласись, дикие нравы! Пока привыкнет...

- Ты думаешь, что когда мы, когда я с Адонисом... кто-то мог все видеть?!

- Все могли, кто хотел! Я тоже видел... Да ты не переживай, Оля, это было так красиво! Вы - молодцы!.. Правда, одновременно могли смотреть только двое... Иное дело - в брачной комнате: там за барьером могут поместиться все!

От неожиданности Наташа чуть не упала прямо здесь, в коридоре.

- Я думал, ты знаешь, - растерянно проговорил Алимгафар.

Молодая артистка медленно приходила в себя: пожалуй, это пострашнее, чем под куполом цирка. Она вспомнила роман Виктора Гюго (Роман В. Гюго "Человек, который смеется".): там компрачикосы уродовали тела, здесь солнцепоклонники уродуют души... Это надо было спокойно обдумать. Она взялась за ручку двери.

- Погоди, - остановил её юноша. - Спроси у Адониса про предсказание. Мне удалось узнать кое-что, но этого мало... Боюсь, тебя ожидают большие неприятности и бежать придется быстрее, чем мы думаем. Пока приказано не спускать с тебя глаз...

- А что ты хотел сказать насчет Рады?

- Ничего, кроме того, что придется брать её с собой.

Наташа вошла и осторожно прилегла рядом с Адонисом. Ей захотелось увидеть его пробуждение. Вот он зашевелился и растерянно протянул руку - он не заметил, как перевернулся на другой бок, и Наташа оказалась за его спиной. Он моментально это сообразил, схватил её и уложил себе на грудь.

- Слушай, что я тебе расскажу: мне приснился сон!

Он сказал это так торжественно, что Наташа прыснула.

- Не смейся. Раньше мне никогда не снились сны. А тут приснилась ты, черешня.

- Почему ты называешь меня черешней?

- Потому, что мне не нравится идиотское имя - Пансема! По-моему, верховному просто изменило чувство вкуса. Или книга имен у него на столе чересчур толстая...

- Тогда почему ты не зовешь меня Наташей?

Он поморщился.

- Не обижайся, черешня, но я терпеть не могу это имя! - он дернул кадыком, будто проглотил наконец нечто труднопроглатываемое. - В одном богатом доме - неважно, в каком! - некая горничная Наташка отравила насмерть своих хозяев: мужа и жену. Этой девке показалось, что они её несправедливо обидели!

- А имя Ольга тебе нравится?

- Оля... Оленька... Олюшка... Это пойдет! Хорошо, пусть будет не черешня, а Ольга.

- Для меня, между прочим, Адонис тоже как-то фальшиво звучит! Будто я мифы древней Греции читаю. Давай, мы и тебе другое имя подберем?

По его лицу опять пробежала тень.

- Давай, но не сегодня! На сегодня мне впечатлений достаточно!.. Ты тревожишь меня своими разговорами! Я много лет прожил без раздумий, неприятных воспоминаний и, заметь, без сновидений!

- Тогда скажи верховному, чтобы он прислал кого-нибудь другого вместо тебя!

- Ты этого действительно хочешь? - спросил он, глядя ей в глаза и до боли крепко прижимая к себе.

- Хочу! - ответила она дерзким взглядом. - Нет ничего хуже, чем быть в тягость!

Он больно сжал её грудь, бесстыдно скользя по телу руками безо всякого намека на нежность. У Ольги давно не было никакой одежды. На встречу с Алькой она ходила, найдя в стенном шкафу Адониса какой-то халат. Теперь, обнаженная, она чувствовала себя абсолютно беспомощной перед его грубостью, боясь, что сейчас он опять утопит её в своей нежности, и она все ему простит. Но на этот раз Адонис её не услышал.

- Думаешь, кто-то умеет делать это лучше меня? - он грубо развернул её спиной к себе, согнув в талии.