Вдовье счастье

Торговали там всем, от мяса до недорогих тканей, среди продавцов были как крестьяне, так и небогатые купцы, чаще из пригорода, кожевенники, сапожники, гончары. Все добирались на перекладных и попутках и дальше шли пешком, поскольку товара у них было немного, а владельцы колясок и телег вели торговлю на городском базаре, где цены были повыше, публика позажиточней, покупателей больше и обойтись одним мешком товара не получалось. Я отметила три маршрута от мещанского рынка до основных въездов в город, прикинула, что оборот одной телеги около получаса, может, сорок минут.

Второй точкой стал еженедельный базар, тот самый, куда Никитка отвозил крестьян. Базар был крупный, но торговля там велась всего один день, дорога от двух въездов занимала минут пятьдесят-час, от третьих ворот — четверть часа. И третья точка — городской рынок, но как угадать… Я мысленно застонала. Для специалиста даже начального уровня все очевидно, я же никак не могла решить чертов ребус. Отправлять коляски регулярно на мещанский рынок, а по базарным дням пускать еще и на базар? А городской рынок? А как быть с разными управами, ссудными кассами и гостиницами, где, впрочем, меня никто не ждет?

Лукее мои задумчивые кривляния не нравились, она, все еще ничего не говоря, плюхнула на стол шмат теста и принялась его раскатывать. Тяжелый стол ходил ходуном, очень уж Лукея старалась. Меня подмывало рявкнуть, но я терпела, и снова не потому что не хотела ей мешать, а потому что мне казалось — вот-вот меня озарит и я пойму, что делать с рынками и с седоками.

Лукея раскатала тесто в тонкий блин, шваркнула на стол глиняный горшок, взяла нож — я похолодела, вот это у нее шанс меня прирезать! — но старуха была занята куда более приземленными вещами. Ловко, как заправский повар, она нарезала блин на квадраты, сунула нож за пояс, обтерла руки о юбку — я проглотила и это, в конце концов, как она кашеварит, пока я не вижу, да точно так же, свинья везде грязь найдет, — и быстро, словно желая как можно скорее покончить с блюдом, начала выкладывать овощное месиво из горшка на квадратики теста.

Готовила она клецки в суп, очень вкусные, дети лопали их с удовольствием, а я себе аппетит не испорчу, если не буду за трапезой вспоминать процесс. Зато у меня сегодня бульон из мяса, и, конечно, Лукея схарчила уже не один кусок, не пойман — не вор, но если поймаю…

Лукея работала споро, но хаотично. Я никак не могла сообразить, по какому принципу она начиняет клецки, может, у нее никакой системы и не было — как удобнее, так и кладет, что ей пустое под рукой оказалось…

Под рукой? Я взглянула на карту и ясно увидела ответ на свою задачку, будто подсмотрела в конец учебника.

Глава двадцатая

Я совершала революцию в городском транспорте, но предпочла бы онеметь, чем озвучить сию крамолу — за слово «революция» мне вырвали бы язык и сослали куда подальше.

Некая часть горожан упорствовала до последнего, не желая расставаться с привычными неудобствами, но тех, кто оценил «маршрутки», с каждым днем становилось все больше, спрос превышал предложение до беззлобных пока склок.

Въезд в город — мещанский рынок — второй въезд — снова мещанский рынок — первый въезд — городской рынок, и далее по кругу. Маршрут я скорректировала, он выглядел оптимальным. Проезд стоил семь медяков, в коляску влезали четыре непритязатальных пассажира, за сорок минут я получала двадцать восемь медяков или как раз два серебряника, или один золотой. Коляска не стояла, не ждала, я давала лихачу и лошади три перерыва по полчаса, за десять часов работы выходило двенадцать поездок по золотому. Двенадцать золотых в день.

Афанасия чуть не побили другие лихачи. Мне сообщил об этом все тот же городовой Демид Кондратьевич, и я при этом известии стоически стиснула руки, но полиция не зря ела свой хлеб и защищала интересы честных предпринимателей, а я вела свой бизнес честнее некуда. Сыграло роль и то, что сложно укрыться от бдительных дворников, каждый из которых был полицейским осведомителем, раз, и коллегой нашего Фомы, два. Зачинщики были отправлены под арест, прочим вынесены штрафы и предупреждения. Я, уже приняв правила игры, вручила Демиду Кондратьевичу десять золотников.

Инвестиция в безопасность, почти «крыша».

Я написала письмо купцу Аксентьеву, обрисовав свои успехи, и он не медля прислал ответ. Слухи по городу разносились как ветром, Аксентьев досрочно признал, что партия осталась за мной. Он согласился за пятьдесят процентов стать моим компаньоном и заказать за свой счет две коляски на двенадцать человек и купить еще шесть лошадей. В конце он приписал, что удивлен мной весьма, а также тем, что дворянский ум при деле быть может.

Кто такой купец Аксентьев, меня просветил всезнающий Фома. Миллионщик, поставщик двора, влиятельный настолько, что вхож к самому императору. Миллионщику Аксентьеву было невдомек, что бизнес он вел не с пустоголовой дворянкой Верой Апраксиной, а с такой же купчихой-миллионщицей Верой Логиновой.

Мы с тобой одной крови, ты и я.