Исполнительный продюсер Даг Шерреттс, известный по «Дымку из ствола», добавил: «Никаких признаков стресса у нее не было. В день, когда это случилось, мы завтракали с Лидией, сидели на улице и смотрели, как солнце сверкает на поверхности океана. Она выглядела очаровательно. Ей здесь нравилось. Она была в прекрасном настроении, с нетерпением ждала съемок своей последней сцены, которые были запланированы на вечер. И была уверена, что они с Роджером справятся со своими проблемами и поженятся. Ничто не предвещало беды. Ничто».
Остальные актеры и члены съемочной группы, давшие показания, сообщили о мисс Перл и событиях ночи 3 ноября 1985 года примерно то же самое. Лидия, по всеобщему мнению, была в добром расположении духа, ее любили и уважали, а ее смерть повергла в шок каждого, кто участвовал в работе над фильмом.
Однако существовало и другое мнение по этому поводу, и принадлежало оно Карлосу Пенье, знаменитому оператору «Духа Розмари». Сразу после смерти Лидии Перл Пенья был в числе немногих членов группы, отказавшихся давать комментарий. Тогда это списали на его скрытный нрав. Такие, какой, в Голливуде были редки: скромные и замкнутые, да в столь публичном бизнесе.
Пятнадцать лет спустя, умирая от рака легких у себя в Мексике, он рассказал журналисту «Вэрайети» совсем другую историю:
«Я работал больше чем над сотней фильмов, но никогда не видел ничего подобного. Оно преследует меня по сей день.
Все ушли на обеденный перерыв, и я думал, что остался на маяке один. Я готовился к следующей сцене, делал пробные снимки и как раз подумывал сменить угол второй камеры, когда услышал шепот, который шел с нижнего уровня. Это меня немного удивило, но я решил, что кто-то из актеров просто прогоняет свою сцену. Через пару минут шепот стал громче и напряженнее, настолько, что я уже не мог сосредоточиться и пошел посмотреть, что там.
На нижнем уровне кто-то обустроил комнату отдыха. Там было тесновато, но все же хватало места для небольшого холодильника и нескольких не слишком удобных стульев.
Когда я дошел до дверного проема, то удивился, что в комнате было темно. Ведь минут за десять до этого, когда я проходил мимо, свет еще горел. Я подумал, что как только там услышат мои шаги, то перестанут читать текст и позовут меня, но этого не случилось. Шепот продолжался. Голос был женский, и теперь, когда я смог разобрать слова, у меня по спине пробежал холодок. Что бы за женщина ни пряталась там в темноте, она явно не прогоняла сцену: она разговаривала сама с собой.
Мне стало не по себе, но я просунул руку в дверной проем и включил свет.
И пришел в изумление, когда увидел, что в дальнем углу комнаты лицом к стене стоит Лидия Перл. Но шепот, несмотря на мое вторжение, не смолк.
Я позвал ее:
— Лидия? Прости, что побеспокоил.
Она не ответила. Я подошел ближе, сердце у меня забилось сильнее.
— У тебя все хорошо? — Я был уже почти рядом с ней.
Снова никакого ответа. Только этот безумный шепот, будто она спорила сама с собой. Лидия стояла неподвижно, свесив руки по бокам.
Когда я оказался достаточно близко, я, стараясь не спугнуть ее, тихо позвал ее по имени и нежно положил ладонь ей на плечо. Она вдруг развернулась и быстро, как гремучая змея, выбросила вперед руку, целясь мне в глаза. Я, пораженный, отступил, не давая ей приблизиться.
Ее лицо запомнилось мне лучше всего, оно и сейчас является мне во снах. Оно было перекошено от ярости. С губ свисала нить слюны. Зубы обнажены в оскале. Но хуже всего — глаза. Невероятно большие и не похожие ни на какие человеческие. Совершенно дикие, они горели невообразимой ненавистью. Эта девушка, с которой я был едва знаком, хотела меня убить, она была готова сожрать меня.
А потом все закончилось — так же быстро, как началось. Ее лицо расслабилось, руки опустились, она отступила, быстро заморгав, будто очнулась ото сна. Глаза будто бы обрели фокус, и она увидела меня. То еще, наверное, было зрелище. Она заплакала. Сказала: «Простите» — и выбежала из комнаты, задев меня, когда протискивалась мимо. Кожа у нее при этом, помню, была холодная как лед.
Позднее тем вечером, когда до моей гостиницы дошла новость о ее самоубийстве, я не был удивлен. Огорчен, но не удивлен.
Я никогда об этом не рассказывал и никогда больше не расскажу».
Согласно статье Уильяма Маршалла, журналиста «Вэрайети», Карлос Пенья, рассказывая эту жуткую историю, сжимал в руках четки и несколько раз крестился. А через полтора месяца после этого он умер.
Волею судьбы мне стало известно, кто вырезал инициалы «Д. К.» на стене моей комнаты. Я рылся внизу в стопке старых газет и судовых журналов, искал что-нибудь интересное по истории Вдовьего мыса и наткнулся на дневник.
Он был в потертой коричневой коже и в пятнах плесени, но, в отличие от прочего мусора, сохранился во вполне читаемом виде. На внутренней стороне обложки, написанное выцветшими, но еще достаточно четкими чернилами, стоит имя Дилейни Коллинз. Да-да, двенадцатилетней девочки из несчастного семейства Коллинз.