«Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

4. Возвышение князя И. Ф. Бельского

25 июля 1540 г. в придворной жизни произошло знаменательное событие: из заточения был освобожден боярин кн. И. Ф. Бельский. Вот как сообщает об этом Летописец начала царства: «…пожаловал князь великий Иван Васильевич всея Русии, по отца своего преосвященнаго Иосафа митрополита всея Русии печалованию, князя Ивана Федоровича Бельского из нятьства выпустил и опалу свою отдал, и гнев свой ему отложил, и очи свои ему дал видети. И о том вознегодовал по дияволи зависти князь Иван Васильевич Шуйской, на митрополита и на бояр учал гнев держати и к великому князю не ездити, ни з бояры советовати о государьских делех и о земских, а на князя Ивана Бельского великое враждование имети и зло на него мыслити»[919].

Этот рассказ вызывает немало вопросов. Прежде всего неясно, где именно содержался под арестом кн. И. Ф. Бельский. Выше в той же летописи говорилось о том, что осенью 1538 г. он был посажен на дворе князя Федора Мстиславского «за сторожи»[920]. Эту версию принимает Н. Ш. Коллманн; более того, исследовательница считает неслучайной близость двух дат: 30 июня умер кн. Ф. М. Мстиславский, «тюремщик» кн. И. Ф. Бельского, как его называет Н. Ш. Коллманн, а 25 июля князь Иван Федорович вышел на свободу[921]. Однако это объяснение не кажется мне особенно убедительным, ведь между упомянутыми событиями прошел почти месяц: что мешало в таком случае освободить кн. И. Ф. Бельского на следующий же день после смерти его «тюремщика»? Главное же заключается в том, что, как можно понять из летописного текста, освобождение главного противника Шуйских потребовало принятия специального решения Думы: очевидно, митрополиту Иоасафу, воспользовавшемуся старинным правом «печалования» за опальных, удалось убедить большинство бояр в правильности этого шага, кн. И. В. Шуйский же остался в меньшинстве и стал вынашивать планы мести.

По другой летописной версии, изложенной в Синодальном томе Лицевого свода, кн. И. Ф. Бельский осенью 1538 г. был взят под стражу на его собственном дворе[922]. И. И. Смирнов, однако, полагает, что в заточении князь Иван Федорович находился не в Москве, а на Белоозере, куда был сослан со двора кн. Ф. М. Мстиславского[923]. Правда, ни в одном источнике не говорится о ссылке И. Ф. Бельского на Белоозеро в 1538 г. (в отличие от 1542 г., когда после очередного дворцового переворота он действительно был туда отправлен в заточение[924]). Но И. И. Смирнов в обоснование своей оригинальной гипотезы ссылается на недатированные письма крымских мурз князю Семену Федоровичу Бельскому, в которых сообщалось о посылке бояр на Белоозеро за князем Иваном Бельским (братом адресата письма) — «выпустити человека доброго, ижбы он тут до них приехал до Москвы»[925]. Издатели «Актов Западной России», на страницах которых эти документы впервые увидели свет, датировали их началом 1542 г. Однако, по мнению Смирнова, «характер сведений об обстановке в Москве, содержащихся в письмах крымцев Семену Бельскому, не дает возможности отнести эти сведения к началу 1542 г.»[926]. К сожалению, исследователь не привел никаких аргументов в поддержку предлагаемой им датировки писем крымских мурз, за исключением указания на то, что некоторые подробности, содержащиеся в них, подразумевают «приближение зимы» и что, следовательно, речь должна идти о второй половине года, а не о его начале[927]. С последним замечанием вполне можно согласиться, но вопрос заключается в том, каким годом нужно датировать упомянутые письма.

Как заметил И. В. Зайцев, предположение И. И. Смирнова «наталкивается на единственную трудность»: во второй половине 1540 г., когда по выдвинутой им версии были написаны эти письма, кн. С. Ф. Бельский находился в Крыму[928]. Действительно, сохранились послания Сигизмунда I и подскарбего Великого княжества Литовского Ивана Горностая, адресованные кн. Семену Бельскому и датированные соответственно 9 и 21 октября 1540 г., из которых явствует, что в указанное время князь Семен был при дворе крымского хана[929]. Между тем мурзы в интересующих нас письмах прямо упоминают о том, что их корреспондент находится у короля Сигизмунда («…вы теперь там будучи у господаря короля его милости…» [930]).