Вдовы

К тому времени уже было установлено — благодаря водительским правам, обнаруженным в сумочке на столе в прихожей, — что убитую звали Сьюзен Брауэр и что ее возраст — двадцать два года. На фотографии на водительских правах была запечатлена улыбчивая блондинка, лицо без признаков косметики, взгляд устремлен прямо в объектив. Голубая наклейка на правах свидетельствовала об ограничении езды: Сьюзен Брауэр разрешалось водить машину только в очках с корригирующими стеклами… Пока медэксперт находился еще в квартире, детективы спросили, носила ли жертва контактные линзы. Эксперт ответил, что не носила.

Шкатулка, где хранились письма, представляла собой изделие ручной работы, выполненное из красной кожи с орнаментом. Это был как раз тот вожделенный предмет, на который обычно взломщики набрасываются как мухи на мед. Впрочем, на этот раз потенциальный взломщик был бы разочарован, ибо на дне шкатулки лежали всего-навсего письма в конвертах, перевязанные бледно-голубой сатиновой ленточкой. Всего было двадцать два письма, положенных в хронологическом порядке; первое датировано одиннадцатым июня текущего года, последнее — от двенадцатого июля. Все были написаны от руки, и каждое начиналось приветствием «дорогой Сьюзен». Ни одно из писем не было подписано. И все — эротического содержания.

Писал их, без сомнения, мужчина. В каждом письме, — нетрудно было установить, что в среднем они посылались почти ежедневно, — корреспондент очень красочно и откровенно описывал действия, которые он намеревался предпринять по отношению к Сьюзен:

«…Притиснутый к тебе в переполненной кабине лифта… В то время как твоя юбка задрана и завернута за пояс… И ты — голая под юбкой, а мои руки жадно тискают твои…»

Так же живописались действия, которые можно было ожидать от Сьюзен:

«…Ты оседлаю меня и смотришь в зеркало… А потом я хочу, чтобы ты, как поршень, съехала вниз…»

Когда сыщики читали это, создавалось впечатление, что Сьюзен отвечала на каждое из писем и ее послания были того же содержания; правда, уточнялась ее реакция на его запросы:

«…Когда ты говоришь, что хочешь привязать меня к кровати и хочешь, чтобы я умолял тебя притронуться ко мне, ты, конечно, имеешь в виду…»

Уровни эротических грез отправителя и адресата весьма живо перекликались между собой. Более того, не вызывало сомнения, что это не просто неосуществленные фантастические грезы. Парочка действительно проделывала все, что собиралась проделать, притом с поразительной устремленностью и частотой.

«…В четверг, когда ты распахнула кимоно и стояла в черном кружевном белье, которое я тебе подарил, ты, о ты — ноги слегка расставлены, тугие подвязки на твоих…»

«…Но потом, в пятницу, когда ты наклоняюсь, предлагая себя, я подумал, насладилась ли ты в полной мере…»

«…Как часто я проделывал это сам с собой… Но вот когда в понедельник ты рассказала, как делаешь это в ванной, а воздушные пузырьки пенятся вокруг, когда ты нащупываешь рукой под попкой твою…»

«…Знаю тебя уже столько времени после Нового года и все-таки все время думаю о тебе. Я виделся с тобой вчера, увижу тебя снова завтра… Да. И все-таки пытка — ходить скрючившись, чтобы никто не заметил горб, выросший на брюках над библейским местом…»

Этим письмам, казалось, не было конца. Хоть и насчитывалось их всего двадцать два.

Последнее, пожалуй, было самым красноречивым. В частности, по той причине, что, плывя на всех парусах в привычной эротической стратосфере, оно каким-то образом снижалось до уровня земных делишек.