— Должна я или не должна приехать на похороны.
Снова — совпадение.
— И что вы решили?
— Что поеду.
— В котором примерно часу вы выехали из Вермонта?
— Позавтракала, оделась, собрала кое-какие вещички… Скорее всего, это было в одиннадцать утра, когда я выехала.
— Направились прямо в город?
— Да.
— И это заняло три, три с половиной часа, так? — спросил Браун.
— Около того, да.
Оба думали, что Вермонт — не Бог весть какой край света. За три часа можно добраться. Можно убить кого-нибудь здесь, в городе, ночью и улизнуть обратно в Вермонт аккурат к утру, к телефонному звонку. Свидетели могли бы видеть подозреваемого шатающимся по Вермонту, в булочной, баре, книжном магазине, и никто не смог бы сказать, были вы в своем домике в лесу ночью или совершили челночную поездку для убийства.
— Вы знали, что, согласно завещанию отца, вы наследуете двадцать пять процентов его имущества? — спросил Карелла.
— Да, я это знала.
— Каким же образом?
— Мам нам постоянно это говорила.
— Что значит постоянно?
— Ну, то и дело. Конечно, когда они обговаривали с отцом всяческие условия, мы были уже не дети, знаете… Это было всего два года назад. Мам твердила, что не даст ему развода, если он не включит нас в завещание. Меня и Лоис. Половина его состояния — нам пополам. Мы это знали всегда, мам постоянно об этом говорила с удовольствием и гордостью. Она понимала, какое большое дело для нас делала. И сделала.
— Где вы были в пятницу ночью, мисс Шумахер? — спросил Браун.
— Вермонт. Говорила же.
Снова хипповая улыбочка. Вся в мамашу, это уж точно. И давайте без всяких штучек-дрючек, пожалуйста. Факты. Только факты… Да, мэм…
— А здесь, в городе, не были?
— Нет. Была в Вермонте.
— С кем-нибудь?
— Тоже уже говорила: одна. Всегда езжу туда одна.
— Я не спрашиваю, ездили ли вы туда с кем-нибудь, — дружелюбно отозвался Браун. — Я интересовался, был ли кто-нибудь с вами в ту ночь, когда убили Маргарет Шумахер.
— Нет. Была дома одна. Читала.
— Что читали? — быстро спросил Карелла.
— Не помню. Я много читаю всего.
— Но какие именно книги?
— В основном научную фантастику.
— А вот всякие загадочные убийства…
— Нет. Ненавижу этот жанр.
— Вы сказали, что узнали об убийстве Маргарет из газет…
— Да.
— В вермонтских местных газетах?
— Нет, я покупаю наши…
— Наши газеты?
— Да, поступающие отсюда, из этого города. Мы их там получаем, представьте себе.
— И вот тогда-то вы и увидели первополосный заголовок?
— В этой газете это было не на первой полосе, а на четвертой, в общеамериканской хронике.
— Заметка об убийстве жены Шумахера.
— Да, да, да, об убийстве его жены.
Она вновь произнесла слово «жена» так глумливо, что это граничило с грязным ругательством.
— И вы говорите, что возликовали…
— Ну, возможно, это слишком громко сказано.
— А сейчас как бы вы сказали?
— Заметка меня просто-таки осчастливила.
— Хм, новость о зверском убийстве женщины…
— Да.
— …вас осчастливила.
— Да.
— Ей хладнокровно пробили голову и грудь…
— Угу.
— И, читая об этом, вы чувствовали себя счастливой.
— Да, — сказала Бетси. — Я рада, что ее кто-то пришил.
Сыщики уставились на нее.
— Это была подлая сука, сломавшая нам жизнь. Обычно я молилась, чтобы она выпала из окна или чтобы ее автобус переехал. Но — ничего… Ладно, теперь-то уже ее кто-то достал. Хорошенько уделал. И — да, я счастлива. А вообще-то ликую, это самое подходящее слово. Переполнена ликованием оттого, что она сдохла. Правда, я бы хотела, чтобы ее прострелили дюжину раз, а не четыре.
По ее лицу гуляла довольная улыбка.
Такую улыбку не переспоришь.
Зато узнавать теперь обязательно надо следующее: действительно ли в газетах было написано, что в Маргарет стреляли четыре раза.
Наступала ночь.
Они беседовали в гостиной дома, который до недавнего времени Анджела разделяла с Томми. Трехлетка Тесс — в кроватке, в боковой комнате. Анджела сказала брату, что жить не может без сигареты, но доктор запретил ей курить во время беременности. Карелла вдруг вспомнил о Глории Сэндерс. Та тоже умирала без сигареты, когда они встретились в клинике. Он не мог отделаться от навязчивой мысли: Пенн Хахллигэн описывал именно женщину, бегущую сквозь дождь. А возможно, эта идея сформировалась потому, что он уже и раньше знал: Шумахера пережили три женщины — две дочки и бывшая жена, ненавидевшие его.
— Ничего, скоро закурю, — заявила Анджела.
— Держись-ка подальше от дыма, — отозвался Карелла.
— От этой привычки так просто не отделаешься, — сказала она, поеживаясь.
Их отец не знал, что Анджела курила. А может, лишь притворялся, что не знает. Карелле вспомнилась одна семейная суббота, он тогда и сам курил. Давно это было. Анджела и Томми только поженились. Кажется, дело было на Пасху. А возможно, и на Рождество. Тогда собралась вся семья. Они едва закончили трапезу, а в итальянских семьях каждое блюдо — целое событие, праздник. Карелла похлопал себя по карманам, убедился, что сигареты кончились, и направился к пианино, бренча на котором, Анджела распевала песенки своего детства. Он спросил:
— Сестричка, у тебя нет сигареты?