Майкл огляделся – букет положить было некуда. В зубы не возьмёшь, на землю не положишь.
– Подержишь?.. – Он протянул розы второму амбалу, такому же, как и первый, только с татуировкой на шее. Тот покачал головой. В глазах даже искра смеха не мелькнула.
Пришлось сунуть цветы между коленями. Майкл снял куртку, вывернул карманы. Ничего интересного там не нашлось: мятая десятка фунтов, горсть мелочи, проездной, чек за букет, зажигалка с полустёртой картинкой, ключи от дома на брелоке с маленьким автомобильным колесом. Майкл передал куртку второму амбалу, тот тщательно ощупал рукава и подкладку. Ничего не нашёл. Просканировал Майкла взглядом на предмет и самого тоже пощупать. Майкл хмыкнул – в джинсах, кроме члена, ничего не спрячешь, да и футболка была новая, в облипку.
– Букет потрошить не дам, – предупредил он.
Амбал тут же протянул руку:
– Передайте, пожалуйста.
Ощупали и букет – аккуратно, чтобы не повредить. Даже лепестки роз раздвинули. Помахали металлоискателем. Наконец первый, который повыше, мотнул головой:
– Всё в порядке. Проходите, пожалуйста.
Букет – самое удачное решение, если ты приглашён на день рождения к девушке, у которой есть всё. Сара была в восторге – сказала, что даже самая древняя классика от неожиданного прочтения только выигрывает. Что это значит, Майкл понял не до конца, точнее, вообще не понял, зато он понял, что, если не получил своими розами в морду, значит, всё сделал правильно.
Вечеринку устроили масштабно. Организаторы сняли целое здание ночного клуба в Ноттинг-Хилл – три этажа дымного полумрака, голых кирпичных стен, мягких плюшевых кресел и стальных балок под потолком. Танцпол развернули на подземной парковке, где было просторнее. Между бетонными опорами светились приплюснутые спортивные тачки, везде мелькали голые ноги, голые руки, голые спины и почти голые задницы. Музыка бодро ухала со всех сторон.
– Прям как внутри «Форсажа», – сказал Майкл. Он смотрел летом «Токийский дрифт» раза четыре, так что впечатления были ещё довольно свежи. Ему показалось, что где-то среди гостей он заметил лысую башку Вина Дизеля. Не поверил.
– А зря! – Сара привалилась ему на плечо. Она была в сером платье размером со среднее полотенце – сплошные блёстки, как гладкая серебряная чешуя. Сара уже хлопнула пару коктейлей, но это её совершенно не портило. – Обожаю «Форсаж»! Ни смысла, ни сюжета, сплошной голый адреналин! Дынц-дынц, тачки, пушки, сиськи, письки и много классных мужиков. Размягчает мозг в два счёта. Что может быть лучше? – она мечтательно вздохнула.
Дынц-дынц доносился из-под потолка, блестящая в прямом смысле толпа перетекала с места на место, жужжа, как мухи в банке, танцуя, целуясь, хохоча, опрокидывая коктейли. Майкл с любопытством вертел головой. Толпа была необычно мирной. На боях у Брана народу тоже собиралось порядком, но там по любому поводу начинался ор, галдёж и махание кулаками. А эти – толклись друг с другом, как овцы в загоне, да и всё.
– Хочу мохито, – сказала Сара и развернула Майкла лицом к бару, устроенному у дальней стены. – И льда побольше.
На обратном пути, пока он раздвигал плечами нетрезвых гостей, кто-то вылетел ему под ноги. Майкл машинально выбросил руку, хватая падающего за локоть, подставился грудью, поймал кудряво-летящее нечто, спружинил на ногах, гася удар. Парень охнул, развернулся.
Купидончик, ну кто ж, бля, ещё.
Майклу очень захотелось отшвырнуть его туда же, откуда тот прилетел, да ещё и пинка наподдать для скорости и дальности.
– Привет, – дружелюбно сказал тот. – Спасибо, это было вовремя.
Блядский Купидончик смотрел так, что хотелось вылить ему коктейль на голову, чтоб перестал улыбаться.
– А я думал, ты всё с круассанами обнимаешься, – буркнул Майкл.
Вот сам не знал, на что обижается, а обидно было – ужас. И неловко. Будто пообещал жениться, а на самом деле трахнул и сбежал через окно.
– Я вернулся два дня назад, – сказал Джеймс.
– Ну, – ответил Майкл. – А чё не звякнул?
Тот пожал плечами, убежал взглядом куда-то в сторону, качнулся на каблуках.
– Дела были.
Дела у него были!.. Вот не зря все говорят – не надо трахать друзей. Дружить – отдельно, трахаться – отдельно. До грёбаной премьеры всё так гладко шло – но нет, засвербило в одном месте, экспериментатор хуев.
А этот, вместо чтоб отшить по-человечески, смотрит, будто ждёт чего, и на каблуках качается. И губы кусает, блядь. Майкл пялился на них, хотя надо было уже развернуться и пойти своей дорогой. Сара вот там заждалась уже, наверное. Майкл стоял. И Купидончик стоял.
– Ты… – хором начали оба и осеклись.
– Давай говори, – сказал Майкл.
Купидончик мотнул головой:
– Давай ты первый.
Точно, поговорить же хотел. Ещё когда собирался сказать, мол, давай не будем. Потом передумал, а теперь – теперь сам не знал. Пока не видел лица, не смотрел в глаза, легко было думать: ничего мне не нужно, я не такой вообще, у меня вон Сара и любых других паровоз целый.
– Давай потом, – сказал Майкл. – Я щас не могу.
Получилось как-то жалобно.