Вдребезги

– Все равно это моя конечная остановка на какое-то время.

Луиза еле заметно улыбнулась, и от этого я ощутила беспокойство, но она просто теребила кончики своих волос. Сделала шаг вперед и быстро поцеловала меня в щеку, потом прошептала:

– Я хотела бы, чтобы ты осталась подольше. Мне столько надо тебе рассказать. Я уверена: ты бы все поняла.

Мне вернули мои вещи: фотоаппарат «Лэнд», мои носки, мешочек с угольными грифелями и карандаши – это все поместилось в чемодан. Мисс Джонни также вручила мне новенький альбом, очень красивый. Скорее всего, она купила его на свои деньги, и от этого мне стало немного неловко.

Каспер взгромоздилась на складной стул из комнаты отдыха. Докторам не разрешалось садиться на кровати пациентов.

Она посмотрела на меня своими огромными добрыми голубыми глазами. Я все еще чувствовала себя скверно из-за того, как с ней поступила.

Она подняла руки и обрисовала в воздухе мой силуэт. Когда пальцы дошли до ботинок, она произнесла:

– Ты принадлежишь сама себе, Чарли. До последней частицы. – Она сделала паузу. – Ты понимаешь, что будет дальше, да?

Я с трудом проглотила слюну.

– Я буду снова жить со своей матерью.

Каспер дала мне лист бумаги с контактами дома временного проживания и группы поддержки, с телефоном горячей линии, со своим электронным адресом. Я положила его на дно рюкзака.

– Никаких наркотиков, алкоголя и игр в молчанку. Ты должна хорошо поработать, Шарлотта, чтобы быть выше своих старых привычек. Ничего не менять, конечно, проще, даже если мы знаем, что такая жизнь причиняет нам боль. Ты же вступаешь на новую неизведанную территорию.

Я подтянула рюкзак ближе и прижала его к себе. Я не могла посмотреть на Каспер. Сосредоточилась на скользкой ткани рюкзака. «Мама, мама, мама».

Каспер произнесла:

– Прохладный мох. – И улыбнулась мне.

Я молчала.

Она попробовала опять:

– Ты выглядишь, как фермерша, Шарлотта. Очень обеспокоенная, лысеющая фермерша.

Я посмотрела вниз на комбинезон сестры Майки, футболку с группой «Зе Дэд», потрепанное полупальто, которые передала его мама. Я ерзала ногами в ботинках. Совсем отвыкла от их тяжелого осязаемого ощущения на ногах. Когда Винни принес мне эти ботинки, я долго держала их, прижав к себе.

Мы молча прошли по коридору мимо закрытой комнаты отдыха. Я услышала приглушенные голоса за дверью. Как и с Джен, им не разрешили попрощаться со мной. Пока я спускалась в лифте, в моем желудке вырастал огромный огненный шар. Слова снова ускользали от меня. Двери раздвинулись.

Она стояла у стойки, держа пачку бумаг и конверт. Вся в сером: куртка на молнии, джинсы с дыркой на одной коленке, кроссовки и вязаная шапка.

Единственное яркое пятно на моей матери – цвет ее волос.

Они все еще напоминали пламя огненно-красного насыщенного цвета, собранное в гладкий хвост.

Мои русые волосы были убраны под красную шерстяную шапку сестры Майки, их совсем немного с тех пор, как я отрезала мою «уличную» копну, выкрашенную в черный цвет.

Моя мать не улыбалась, но я на самом деле и не надеялась на это. Хотя, всего на мгновение, я заметила какую-то неясную тень, промелькнувшую в ее взгляде.

Но она быстро исчезла.

Я засунула свои дрожащие руки в карманы. Сжала кулаки, так крепко, как только могла. Я не видела ее почти год.

Каспер с деловым видом подошла к моей матери.

– Спасибо, что пришли, Мисти. – Она огляделась и позвала меня жестом. – Чарли, пора.

Чем ближе я подходила, тем более маленькой себя ощущала. Я ускользала – вот оно, опять, то, что Каспер называет расстройством психической деятельности. Если бы только моя мать улыбнулась, или дотронулась до меня, или сделала еще хоть что-нибудь…

На мгновение ее взгляд задержался на мне, потом она повернулась к Каспер.

– Я рада наконец встретиться с вами. Спасибо за все. За Шарлотту и за все остальное.

– Не стоит благодарности. Чарли, береги себя.

Каспер не улыбалась, не хмурилась, она просто коснулась моей руки и слегка подтолкнула меня, прежде чем уйти к лифту.

Моя мать пошла по направлению к двери больницы, поднимающейся вверх, ее хвост безжизненно поник на куртке. Не оборачиваясь, она спросила:

– Ты идешь?

На улице небо было похоже на лоскутное одеяло из кучевых облаков. Дешевые кроссовки моей матери скрипели по асфальту.

– У меня сейчас нет машины, – сказала она себе под нос, закуривая на ходу. Интересно, как она добралась до больницы? Впрочем, кто-нибудь мог ее подбросить. Она всегда ненавидела автобусы.

На улице тепло; кончик ее носа блестел. Я уже сейчас могла сказать, что мне будет жарко в пальто. Когда мы подошли к повороту, я обернулась: и вот они все у окна на четвертом этаже, стоят словно куклы, наблюдая за мной. Блю держала руки на стекле.

Моя мать свернула за угол.

Мне пришлось перейти на бег, чтобы догнать ее. Я начала говорить то, что мы с Каспер отрепетировали. При этом старалась, чтобы это звучало правдоподобно, поскольку знала, какой передо мной выбор.

– Я буду следовать правилам, ма. Все, как ты скажешь. Найду работу и прочее, хорошо?