Вдруг выпал снег. Год любви

— А, если б в один. Тут целых три переплета получилось. Я любил спать на уроках, потому мама-папа и оговорили первую парту. Математику вел у нас Вартан Вартанович Казарян. Твердый человек. Не человек — камень. Только вот был неоригинален. Считал, что лишь господь бог знает математику на «пять», сам Казарян на «четыре», а все остальные на «три» и на «два». Тройка у нас была потолок. За нее шарики в голове должны были как в подшипниках вертеться. Он тогда ученику говорил: «Замечательно ответил, на «три».

— Хвалил, значит? — заметил Игнатов.

— У меня, когда я видел любимого Вартана Вартановича, зуд шел по телу, — признался Сурен. — Словно я месяца полтора не мылся.

Истру забеспокоился:

— Надеюсь, до полного нервного расстройства дело не дошло?

— Не дошло. Я вдруг обнаружил, что могу спать с открытыми глазами. И Казарян обнаружил, но только недели через три. Обнаружил, но не понял. Мышление у него ведь было неоригинальное. Говорит: «Вялость у вас, Асирьян, во взгляде и какая-то муть. Вам стоя слушать надо». И начал меня ежедневно ставить возле парты минут на тридцать, пока объяснял урок.

— Кто же выиграл поединок? — Это подал голос сержант Лебедь. Он стоял, опершись рукой о стеллаж, и внимательно слушал рассказ Асирьяна.

— Я научился спать стоя, — гордо заявил Сурен. — Но на этом поединок не кончился. Казарян не человек — барс. Влепил мне двойку за первое полугодие. И тогда… Тогда я сделал такую комбинацию: перешел из дневной школы в вечернюю и женился на его дочери.

— Неужели в отместку?! — изумился Истру.

— Не совсем так… — уклонился от прямого ответа Асирьян. — Казарян в ноги. Говорит: «Слушай, Асирьян, «три» поставлю, отступись только». Я говорю: «Нет!» Он набавляет — «четыре». Я говорю: «Нет!» Он говорит: «Пять» я тебе никогда не поставлю, даже если ты на второй дочке женишься».

Вокруг засмеялись.

Асирьян с невозмутимым видом пожал плечами. И — будто Вартан Вартанович стоял здесь, перед ним в казарме, — серьезно закончил:

— Зачем мне вторая дочка, когда я первую люблю!

— Так бы вы служили, рядовой Асирьян, как рассказываете, — пожелал сержант Лебедь.

— Каждому свое, — ответил за друга Мишка Истру.

— Против этого трудно спорить, — согласился сержант. — Как говорят в Италии, если это и неверно, то все же хорошо придумано.

— А вы были в Италии? — спросил Истру.

— Бывал, — кратко ответил Лебедь. И повернулся, чтобы идти.

Но в эту минуту Игнатов вспомнил:

— Товарищ сержант, командир полка приказал мне явиться к начальнику клуба.

— Пожалуйста. Только не опаздывайте на ужин. Старшина Ерофеенко в таких случаях нервничает.

— Можно мне сопровождать Игнатова? — спросил Петру.

— Зачем?

— Чтобы он не заблудился.

— Занимайтесь самоподготовкой.

С тоской во взгляде проводил друга Мишка Истру до самых дверей казармы. Даже хлястик на шинели поправил…

После обеда прошел дождь. Сырая хмарь заглатывала дорогу, и лес, и листья, и серые лбы валунов, сидевших между деревьями. Небо опиралось на сопки тяжелым свинцовым сводом, темным, неподвижным, мрачным. Звуки шагов, словно придавленные, застывали где-то там, над песком. Игнатову казалось, что идет он по дороге неслышно, но этого не могло быть, потому что ступал он твердо и нелегко. Вспоминалось, жизнь часто сравнивают с дорогой. Дорогой сквозь годы — от края до края. Переносный смысл сравнения понятен. Но есть еще и первоначальный смысл — буквальный. Разве не состоит жизнь из паутины дорог, сплетенной человеком для самого себя? Может, «паутина» и не очень приятное слово, однако верное.

Дорога пересекает другую, другая следующую. Одна привела в детский сад, вторая в школу, четвертая в армию, потому что была третья, которая поводила Игнатова по коридорам института международных отношений и помогла проявить поэтические способности.

Не поступим в дипломаты,
Пошагаем мы в солдаты.

В солдаты так в солдаты… Тоже нужное и полезное дело…

Клуб вырос за поворотом. Здание кирки, а при нем старое-престарое кладбище. Ближние захоронения много лет назад ликвидировали. А дальние… Дальние до сих пор посматривают на выросший вокруг лес холодным гранитным взглядом.

Начальник клуба капитан Сосновский стоял перед деревянными ступеньками, ведущими на крыльцо. В руках капитан держал тяжелый слесарный молоток. Взгляд у капитана, обращенный на высокий, крытый цинком фронтон входа, был тоскливый.

— Товарищ капитан! — доложил Славка. — Рядовой Игнатов согласно приказу командира полка прибыл в ваше распоряжение.

Капитан оторопело улыбнулся. Протянул Игнатову руку.

— Молодец. Ставь лестницу. Транспарантик приколотим.

«Ничего себе транспарантик», — подумал Славка.

На увесистом фанерном щите, прислоненном к мокрому темному крыльцу, крупными красными буквами было написано: «Добро пожаловать!»

6

В редакции журнала майор Игорь Матвеев занимал должность старшего научного сотрудника отдела обучения и воспитания. В его обязанности входила организация и подготовка учебно-методических статей для сержантского состава, которые, как правило, начинались так: