Вдруг выпал снег. Год любви

Она прижалась к нему. Спросила тихо и грустно:

— Плохой у меня характер?

Он покачал головой. Но Жанна не поверила:

— Мама всегда говорила, что характер у меня не сахар.

— Я не любитель сладкого. — Он взял ее за подбородок и поцеловал.

Потом она отстранилась. Пристально посмотрела на Матвеева. Без всякой связи с предыдущим разговором сообщила:

— У тебя интересный брат. Он прислал мне письмо.

— Игорь? — удивился Матвеев. — Вы с ним знакомы?

— Мы всю ночь проболтали. А утром я уговорила своего начальника доктора Вайнштейна отвезти Игоря в Сезонное.

— Да… Я совсем забыл, он просил машину до Каретного.

— Мы по поводу твоего ответа долго говорили.

— Представляю, — голос Матвеева все-таки изменился. Стал напряженнее. — Что же пишет братик?

Жанна пожала плечами и, стараясь, чтобы в голосе ее прозвучало равнодушие, ответила:

— Пишет, что был очень рад познакомиться со мной… Что я ему нравлюсь… И все такое.

— В каком плане «такое»? — спросил Матвеев несколько грубовато.

— В нормальном, — таким же тоном ответила Жанна.

8

Игорь — Лиле.

«Нахожусь под впечатлением встречи с вами в Каретном. Тебе крупно повезло, что ты подружилась с Жанной. Встретить хорошего человека — всегда удача, а стать его другом — счастье.

И все равно хочу дать совет. Каретное не то место, где тебе нужно жить. Жанна, думаю, тоже долго там не задержится. Приезжайте ко мне в Москву, как обещали, в гости. А там посмотрим…

У меня все нормально. Статью об учениях написал. Главный доволен. Значит, до следующей командировки можно жить спокойно.

Пиши!

Игорь».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1

— Ты любишь меня?

— Тебе очень важно знать? — Жанна боком привалилась к подушке. Тонкий, как нитка, луч солнца, рассекал ее грудь наискось, через сосок. Жанна не замечала этого. Она смотрела в глаза Матвеева. И кроме усталости, не видела в них ничего.

— Да, — сказал он глухо. Чуть нахмурился, быть может, удивляясь, как она не понимает таких вещей. Подтвердил: — Важно.

— Не знаю… — Она накрыла ладонью его глаза.

Он молчал. Она же считала минуты. Слышала его дыхание. Слушала, как шевелятся его ресницы.

— Женщины могут это без любви?

— Мужчины тоже.

— Не все. — Он решительно снял ее ладонь.

— Обо всех говорить глупо. Всех никто не знает.

— Ты хочешь сказать, что знала многих.

— У каждого человека есть свои личные тайны. Я же не спрашиваю, скольких знал ты. Ответам на такие вопросы никогда нельзя верить.

— А чему можно верить?

— Сердцу. Тому, что оно подсказывает.

— Что же подсказывает твое сердце?

— Оно подсказывает, Петр, что я нужна тебе.

— Похоже, сердце не ошибается.

Солнце билось в зашторенное окно, дрожащим маревом ластилось к стенам. За прихожей на кухне из неплотно завинченного крана капала вода. Кап… кап… кап…

2

Игорь шел по Метростроевской улице в сторону метро «Парк культуры». Фонари над тротуаром еще не горели, но окна в домах уже светились тепло и желто, как всегда бывает на изломе дня. Облепленные снегом телевизионные антенны караваном парусников плыли по темнеющему небу. Ветра не чувствовалось. Сыро пахло подъездами, бензином.

Он любил ходить по улицам в непогоду. Может, непогода не совсем точное слово. Но улицы нравились ему, когда моросил дождь, валил снег или ветер гнал желтые листья и немного пыли. Он тогда остро чувствовал улицу, ее характер, настроение. Хотелось слагать стихи и писать на них музыку. К счастью или к сожалению, ни того, ни другого он не умел.

— Людей, которые всего умеют делать понемножку, я считаю несчастными, — сказал однажды Василий Дмитриевич Кутузов. — Чувствуете у себя призвание к прозе — и хорошо. Язык у вас свежий. Но копайте поглубже. Вы на одну лопату копаете. А надо хотя бы на две. Чтоб черенок входил.

Потом вдруг спросил:

— Газеты читаете?

Игорь поспешно кивнул:

— Да, да.

Кутузов поинтересовался:

— Какие?

Игорь перечислил с десяток. Подумал, похвалит писатель. Кутузов же помрачнел, сказал скучно:

— Судя по вашим материалам, художественная жилка у вас есть. Но, если вы будете читать столько газет, никогда писателем не станете. Газеты язык портят.

— Да? — удивился Игорь почти испуганно.

— Да, — ответил Кутузов. — Вы в газетах только официальный материал читайте. Остальное — доморощенные упражнения.

По натуре Кутузов был человек прямой и с общепринятыми понятиями о такте считался не всегда, чем приводил в неподдельное изумление главного редактора, человека исключительно тактичного.

— Нельзя превращать журнал в казарму, — неоднократно заявлял Кутузов на летучках. — Журнал предназначен для старшин и сержантов. И пусть они находят в нем все, что нужно им в двадцать лет.