Проверь кровать.
Кендал медленно повернулась. Травка окончательно выветрилась из ее головы, а чрезвычайная бдительность взяла вверх. Она почувствовала себя в каком-то жутком фильме ужасов, объективы фокусируются на ее лице, словно она изо всех сил преодолевала нечто мучительное в замедленном действии, фокусируются на ее расширяющихся глазах, в подтверждение того, что она осознала, в какой ситуации находится.
Там, у основания кровати, половину которого прикрывало ее одеяло.
Длинное серое перо.
Ее телефон снова завибрировал, и он так сильно напугал Кендал, что она его бросила. Телефон упал на деревянный пол, приземлившись экраном вверх, и Кендал смогла прочитать еще одно сообщение.
Ты снова ошибаешься.
Кендал уставилась на телефон. Во рту все пересохло. А мочевой пузырь словно сжался раза в четыре. Затем ее мобильник снова зажужжал.
Я в шкафу.
Дверца шкафа скрипнула прямо перед ней.
Кендал отскочила от нее, ногой ступив на телефон и поскользнувшись, и тогда-то с ее губ сорвался крик – крик был таким громким, что он вполне себе мог разбить стекло – а затем она упала, ударившись о пол. Перед глазами замаячили яркие звездочки, а затем ее взгляд помутнел.
Кендал попыталась отогнать головокружение, которое черной пеленой застилало ее взгляд, но затем тень сдавила ее грудь и схватила за волосы, ударяя ее голову о деревянную поверхность снова и снова и снова…
Пока все не стало расплывчатым, она могла поклясться, что слышала, как тень прошептала.
― До встречи.
Затем ее сознание отключилось и вновь вернулось, словно она пробудилась ото сна, а тень преобразовалась в Линду, которая стояла на коленях рядом с Кендал и держала ее руку.
― Ты в порядке? Ты упала.
Кендал села, так быстро, что у нее закружилась голова. Голова болела. В ушах звенело. Она потрогала свою голову и почувствовала больное место у основания черепа. Еще две сестры по дому стояли на проходе, смотря на нее.
― Кто-то был в моей комнате, ― сказала Кендал. Ее голос прозвучал тихо.
― Что?
Кендал повернула голову, смотря на кровать.
Перо исчезло.
Она потянулась за своим телефоном, подбирая его.
Сообщения исчезли.
Линда наклонилась, искривив губы в улыбке. ― Ты все еще под кайфом?
Она подумала о том ужасном терапевте, когда она была в лечебнице. О той, которая обвинила ее в том, что она все это выдумала.
Кендал начала что-то говорить, но слова застряли в ее горле, а она начала плакать. Когда он всхлипывала, Линда погладила ее по волосам.
― Все хорошо, детка. Ты просто напугана.
Напугана это еще мало сказано. Казалось, реальность Кендал начинала разрушаться. Из-за этого она снова себя почувствовала восьмилетней девочкой. Напуганной. Беспомощной. Жертвой.
И не было в мире чувства ужаснее, чем это.
― Ложись в кровать, дорогая, ― сказала Линда, помогая ей встать.
― Я слишком напугана, чтобы спать.
― Я останусь с тобой. Устроим что-то типа девичника. Помнишь, как те в детстве?
― У меня такого никогда не было.
― Никогда? Считай тогда, что у тебя и детства не было.
― Ну, примерно так и было.
Кендал легла в кровать, а Линда забралась рядом с ней.
― И что сейчас? ― спросила Кендал.
― Ну, когда у меня были девичники, мы обычно делали всякую фигню. Болтали о мальчиках, от которых были без ума. Играли в игры. Я была просто суперзвездой в китайских шашках и в Безумии в торговом центре. Тырили у родителей виски. Читали журналы. Тогда-то я и увидела своего первого идеального мужчину, когда подруга достала Плейгерл. Думаю, это выглядело глупо, ― Линда засмеялась. ― Я до сих пор думаю, что это выглядит глупо. Ну, то есть, как парни ходят с этой болтающейся штукой между ног?
― Я не знаю, ― честно сказала Кендал.
― Иногда мы делали друг дружке макияж. Или сплетничали о команде по лакроссу. Или танцевали под какой-нибудь бойзбенд. Я таааак сильно была влюблена в Ника Джонаса.
― Я не знаю, кто это.
― Ты не знаешь Джонас Бразерс? Они были в Ханне Монтане, еще до того, как Майли начала делать всякие ужасные вещи с ее языком и постоянным раздеванием. Хотя, она клевая. Все в ее руках, ты знаешь? Ее тело, ее правила, а все прочие просто идут к черту. Я тоже хотела быть такой самоуверенной, как она.
― Что еще вы делали?
― Ну, вот когда первая девочка засыпала, мы клали ее руку в чашку с теплой водой.
― Зачем?
― Чтобы она описалась.
― Зачем?
― Это весело, я думаю. Хотя никто никогда не писался. Они всегда просыпались из-за того, что мы слишком громко смеялись. И не волнуйся, с тобой я этого не сделаю. Я имею в виду, что нам уже не по десять лет. И тем более, я сплю с тобой в одной кровати. Это было бы бессмысленно.