Тогда как страх неизвестного был общим для большинства человечества, страх Тома был более примитивным. Он боялся боли и смерти. В его рептилоидном мозгу активировалось реакция «борись или удирай», что являлась историческим прецедентом. Том слишком хорошо помнил, какого это быть раненым. Почти убитым. Еще хуже было беспомощно ожидать очередную боль или смерть. Быть связанным, тогда как тебе делают вивисекцию, точно подопытной крысе. Никакой пощады. Никакой надежды. Том тесно знаком с этим чувством, и сейчас же это чувство его раздавливало.
Но на этот раз Том не был связан. Он был свободен и мог убраться отсюда сию же секунду. Что и хотела сделать каждая клеточка его тела.
Он попытался сделать еще один шаг.
Его ноги не слушались.
Из темноты донесся смех.
― Я не могу пошевелиться, ― сказал Том Рою. От стыда его уши залились красной краской.
― Ты ранен?
― Нет.
― В опасности?
― Нет.
― Я тебя понимаю, братан. Будь там. Мы сможем войти. Просто скажи стоп-слово.
Том подумал об обручальном кольце в кармане. Подумал о Джоан. О счастливых годах, что ждут их впереди. Стоила ли его работа того, чтобы рисковать всем этим? И он охотно согласился вляпаться в такую плохую ситуацию, чтобы доказать…
― Мы входим, ― сказал Рой ему.
― Дай мне секунду.
― Том…
― Секунду, Рой.
Всякий раз, когда полицейский стрелял в кого-то, профессиональная консультация была обязательна. Если ты не получишь пропуск от окружного психиатра, то на улицы ты не сможешь вернуться. Том раньше проходил через этот процесс, и понял его цель. Целью не являлось заставить копа почувствовать себя лучше. Целью было, чтобы коп все еще мог в кого-то стрелять, если ситуация этого позволяла. Это как снова оседлать лошадь, которая сбросила тебя.
Том знал, что если он позовет на помощь, то никогда уже не сможет взобраться на лошадь. И сейчас он должен был либо встретиться лицом к лицу со страхом, либо повесить значок.
Тихий смех донесся до лестницы.
Повесить значок казалось довольно хорошей идеей.
Он собирался сказать Рою, чтобы тот высылал кавалерию, когда голос в подвале заговорил с ним.
― Он… мееееертв?
Голос был хриплым и высоким. Том не мог сказать, был ли он мужским или же женским.
― Срань господня, до чего жуткое дерьмо, ― сказал Рой.
Том сказал своему партнеру быть тише. ― Кто мертв? ― спросил он у человека в подвале.
― Эрин… ииии…
― Кто ты?
― Эрин… ииииииииии.
― Я здесь, чтобы помочь, ― сказал Том. Позволяя накаленному моменту заполнить резервы его мужества, Том ступил на последнюю ступеньку. Затем повертел фонариком.
Бетонный пол и стены. Столбы с двутавровыми балками поддерживали первый этаж. Различные трубы вились через открытый потолок. А в углу…
Ужасно запачканное одеяло. Расстеленное перед огромной, деревянной коробкой.
Спереди коробки была вырезанная дырка. Словно будка для собаки.
К боковой стороне была прикреплена тяжелая цепь. Она вела внутрь коробки.
― Нам понадобится скорая помощь, ― сказал Том. Он заметил миски на полу, воду и сухой корм. ― Кто-то здесь закован в цепи, как животное.
Том попытался посветить фонариком в коробку, но внутри кто-то скрывался в тени.
― Вы ранены? ― спросил он, подходя ближе.
― Я… ранен…
― Вы можете двигаться?
― Я… ранен… очень… сильно…
Том подошел с другой стороны, и уловил вид голой ноги, испещренной грязью и засохшей кровью. Она быстро скрылась от света. Человек в коробке снова начал смеяться.
Том колебался. Его естественное желание помочь и защитить боролось с примитивным, глубоко-укоренившимся ужасом.
Еще один артефакт из множества старых фильмов; запертое в подвале существо, слишком опасное, чтобы выпустить в ничего не подозревающий мир.
― Помощь в пути, ― сказал он скорее, чтобы успокоить себя, нежели человека в коробке. ― И мы сможем уйти отсюда.
― Эрин… ииии… неее… понрааавится… это.
― Эринии здесь нет.
Том сделал шаг влево, пытаясь с хорошего ракурса заглянуть в коробку. Его луч все равно не смог осветить угол, где прятался человек.
― Эрин… ииии видит все.
― Это невозможно, ― сказал Том, хотя быстро оглянулся, чтобы убедиться, что в подвале никого не было.
― Эрин… ииии видит все. Знает все. Наказывает грешников.
Том подошел поближе. Все клише на счет страха были правдивы, во рту у него пересохло, ноги стали резиновыми, сердце бешено стучало. Он никогда не прыгал с парашюта, но представил, что сейчас он чувствует себя, словно перед прыжком с самолета.
― Ты грешен… Том?