Взял гибкую ветку вместо веревки, прикрепил к ней лезвие и ударил по нему камнем. Раздался звон, непохожий на колокольный, нечто среднее между лязгом и дребезгом, но звук вышел довольно громким.
Юноша показал свою поделку матушке.
— Если стучать каждый день перед тем, как кормить поросенка, наша свинка научится приходить на этот звук.
— Очень хорошо! Сколько времени у тебя уйдет на изготовление золотой броши? — Она смеялась, но в ее голосе проскользнула нотка гордости за сына. Она считала, что Эдгар унаследовал ее ум, — и была, по-видимому, права.
На обед была лепешка с диким луком, и Эдгар решил помыться перед едой. Он брел вдоль реки, пока не дошел до крохотного илистого бережка. Снял рубаху, выстирал ее на мелководье, растирая и выжимая шерстяное полотно, чтобы избавиться от вони. Затем разложил рубаху на камнях, сушиться на солнце. А сам нырнул в воду с головой, чтобы вымыть волосы.
Люди говорили, что купаться вредно для здоровья, и зимой Эдгар никогда не мылся, но от тех, кто не мылся вообще никогда, несло как от навозной кучи. Матушка и папаша приучили своих сыновей бороться с запахом и мыться хотя бы раз в год.
Эдгар вырос на берегу моря, а потому плавал с тех пор, как себя помнил. Сполоснувшись, он вознамерился переплыть реку — просто так, ради удовольствия.
Течение было умеренным, плыть ничто не мешало. Он наслаждался ощущением прохладной воды на голой коже. Добрался до противоположного берега и поплыл обратно. Нащупал ногами дно и встал. Вода доходила ему до коленей, капли срывались с тела. На таком солнце он быстро высохнет.
В этот миг он понял, что уже не один.
Квенбург сидела на берегу и смотрела на него.
— А ты неплохо смотришься, — сказала она.
Эдгар почувствовал себя глупо и смутился.
— Ты не могла бы уйти?
— С какой стати? Разве запрещено гулять по берегу?
— Прошу тебя.
Девушка встала и отвернулась.
— Спасибо, — сказал Эдгар.
Но он неверно истолковал ее побуждение. Вместо того чтобы уйти, она быстрым движением стянула с себя платье через голову и предстала обнаженной, с бледной кожей.
— Нет, нет! — забормотал Эдгар.
Квенбург развернулась к нему лицом.
Он в ужасе уставился на девушку. В ее облике не было ничего отталкивающего — на самом деле в уголке разума мелькнула мысль, что у нее красивая округлая фигура, — но она была не той женщиной. В его сердце жила Сунни, ничье тело не могло сравниться с телом погибшей возлюбленной.
Квенбург вошла в реку.
— У тебя внизу волосы другого цвета, — проговорила она с лукавой улыбкой. — На имбирь похоже.
— Держись подальше от меня, — прохрипел он.
— Смотри, у тебя все сморщилось от холодной воды. Хочешь, подогрею? — Она потянулась к Эдгару.
Эдгар оттолкнул ее. Из-за смущения, которое не отпускало, толкнул сильнее, чем следовало. Квенбург не устояла на ногах и повалилась в воду. Пока она барахталась на мелководье, он вышел мимо нее на берег.
Она бросила в спину Эдгару:
— Эй, что с тобой такое? Или ты девка, на мужчин падкая?
Юноша взял рубаху с камней. Высохла она не до конца, но он все равно поспешил одеться. Теперь, чувствуя себя менее уязвимым, он рискнул повернуться.
— Верно, я такой. Я девчонка.
Она сердито уставилась на него.
— Врешь ты все, я же вижу. Врешь и не краснеешь.
— Ладно, вру. И что? — Эдгар начал раздражаться. — Правда в том, что ты мне не нравишься. Теперь оставишь меня в покое?
Квенбург вышла из воды.
— Свинья, — процедила она. — Надеюсь, ты сдохнешь от голода на своей бесплодной земле. — Она натянула платье через голову. — А потом попадешь в ад.
И ушла.
Эдгар был рад избавиться от нее. Мгновение спустя он пожалел о том, что повел себя грубо. Отчасти она сама виновата, слишком уж назойливой была, но все-таки стоило обойтись с нею помягче. Юноша часто сожалел о порывах, которым поддавался, и думал, что надо лучше следить за собой.
Порой, подумалось ему, так трудно поступить правильно.
В деревне было тихо.
В Куме всегда шумели: кричали над водой чайки, стучали по гвоздям молотки, гомонили люди, раздавались громкие крики. Даже по ночам скрипели деревянные лодки, покачиваясь на волнах прибоя. Но в сельской местности частенько стояла полная тишина. Задуй ветер, деревья недовольно зашептались бы в лесу, но при безветрии было тихо, как в могиле.
Поэтому, когда Бриндл залаял посреди ночи, Эдгар мгновенно проснулся.
Он вскочил и схватил топор, висевший на стене. Сердце билось часто, дыхание замедлилось.
Голос матушки из мрака попросил:
— Будь осторожен.
Бриндл сидел на привязи в сарае, поэтому лай звучал приглушенно. Эдгар нарочно посадил пса туда, чтобы охранять поросенка, и теперь пес учуял некую угрозу.
Эдгар направился к двери, но матушка его опередила. В руке она сжимала нож, на лезвии которого зловеще мерцали отблески угольков в очаге. Он сам отчистил и заточил этот нож, чтобы помочь матери, и знал, что тот способен зарезать насмерть.
— Отойди от двери, — прошипела матушка. — Вдруг кто затаился снаружи в засаде.
Эдгар подчинился. Братья стояли за его спиной. Оставалось надеяться, что они тоже подобрали себе какое-то оружие.