Вечер потрясения

Волна огня захлестнула агонизирующий аэродром, поглощая все, что еще уцелело после первых взрывов. Поток раскаленного воздуха ударил в лицо генералу Нефедову, швырнув его назад, спиной на бетон, усеянный кусками обшивки уничтоженных самолетов. Обломок стальной арматуры, разогнанный взрывом, словно метательное копье рухнул сверху на распластавшегося на земле генерала. Острие вошло в плоть, пронзив грудь заместителя командующего, пригвоздив даже не пытавшегося увернуться офицера к бетону, а затем большой кусок дюраля, оторванный от плоскости какого-то "Туполева", упав с неба, словно лезвие гильотины, разрубил его голову, с чудовищной легкость разрезая кость. Но этого генерал-лейтенант Нефедов уже не почувствовал – он умер несколькими мгновениями раньше.

Антенны спутниковой связи, возвышавшиеся над кварталами казарм и ангаров военно-воздушной базы Рамштайн, уставились в небо, почти точно в зенит, лишь чуть склонившись. Они жадно ловили каждый сигнал, что приносился оттуда, с орбиты, из преддверья космической пустоты. И вот импульс, пришедший с орбиты, ударил в параболические отражатели, и, сконцентрированный, точно прошедший через линзу, коснулся приемников антенн, чтобы спустя мгновение превратиться в четкую, наполненную смыслом картинку на мониторах, перед которым сидели, вперив в них жадные взгляды, десятки людей. Они ждали, ждали вестей, пришедший за тысячи миль. И вот они увидели.

Спутник оптической разведки "Ки Хоул-11", совершая очередной, невесть какой по счету за свое весьма недолгое существование, виток вокруг голубой планеты, уставился длиннофокусными объективами камер на поверхность Земли, впившись "взглядом" в клочок суши, выдававшийся далеко в воды Арктики, туда, где небо ныне оказалось затянуто черным дымом. Но и сквозь завесу электронно-оптические датчики спутника, пожалуй, лучшего в своем классе, могли донести до заинтересованных операторов смысл происходящего там, внизу.

– О, черт, – офицер, уставившийся в монитор, не смог сдержать изумленного возгласа – среди клубов дыма, какой могло родить только горевшее дизельное топливо, очень много топлива, он увидел руины зданий, на которые, казалось, наступил разгневанный великан. – Будь я проклят!

Оператор был профессионалом, и хотя увиденная картина чудовищных разрушений потрясла его, быстро совладал с чувствами, обратившись к стоявшему поблизости командиру:

– Генерал, сэр, пошел сигнал со спутника. У нас есть картинка!

Брошенные в пустоту слова оператора вызвали мгновенное оживление среди тех, кто в эти минуты собрался на командном пункте, в центре управления операцией "Доблестный удар". И бригадный генерал Эндрю Стивенс, нервно разгуливавший за спинами операторов, колдовавших над мониторами, дернулся, точно от удара, подскочив к своему подчиненному.

Он провел в напряженном ожидании немало томительных минут, слушая лишь доносившиеся из динамиков переговоры командиров подразделений, сейчас далеко отсюда крушивших оборону русских. И это было труднее, чем самому идти в бой, это генерал понимал лучше многих, успев побывать и в шкуре простого солдата, грудью ловящего раскаленный свинец, и в кресле умудренного командира, из уютного штаба посылающего в пекло таких солдат. И вот теперь Эндрю мог увидеть воочию, пусть и через радиоволны, плоды своих трудов.

– Сэр, это просто восхитительно, – с восторгом сообщил склонившемуся над ним командиру офицер, указывая на монитор. – Точность идеальная! Прямые попадания в девяти случаях из десяти!

Бригадный генерал Стивенс не мог что-либо возразить. Его взору предстала панорама авиабазы русских, одной из тех, на которых располагались старые, но все еще грозные бомбардировщики "Бэкфайр", сверхзвуковые машины, несущие крылатые ракеты большой дальности. Сейчас Эндрю видел лишь груды обгоревших обломков, усеивавших летное поле, все, что осталось от десятков машин после первого же удара "Томагавков".

А чуть поодаль возвышались похожие на крепостные башни ангары, в которых укрывались, и от непогоды, и от чужих бомб, другие "Бэкфайры". Генерал видел на кровлях этих прочных, действительно надежных сооружений лишь черные отметины, но он знал, что на самом деле – это пробоины, оставленные в армированном сталью бетоне проникающими боеголовками крылатых ракет. "Томагавки" прошивали крыши ангаров, не оставляя снаружи почти никаких разрушений, но зато все, что было внутри, превращалось просто в кучу оплавленного металла.

Изображение порой подергивалось полосами помех, иногда поверхность планеты, приковавшую столь пристальное внимание, почти полностью затягивало дымом, но и без подробностей было ясно, что этот аэродром уже перестал существовать, перестал быть военным объектом, ключом к обороне побережья и морских владений державы, превратившейся в беспомощную жертву.