Вечер в Венеции

Время давно уже присвоило себе львиную долю Божениных детских сокровищ, но три самых памятных теперь заняли свое место в ее венецианской библиотеке – маленькой комнате, выдержанной в нежных травяных тонах и пронизанной блеском воды канала Grande. На матовой поверхности небольшого письменного стола, рядом с бабушкиным портретом, стояла крошечная золотая мушница старинной работы с серебряными ландышами на круглой крышечке. За ней, под тонким хрустальным колпачком, в облаке кружев дремала нежно-розовая атласная кукла с фарфоровым личиком и ладошками. Складки ее юбок прикрывали футляр с бабушкиным обручальным кольцом – конечно же, дело рук самого влюбленного Америго. Когда Божена пришла к ней попрощаться перед отъездом в Венецию, Сабина подарила ей это колечко – на счастье. И это был бесценный подарок.

Примеряя кольцо, Божена вспомнила еще об одном подарке – миниатюрных «Правилах хорошего тона» в кожаном переплете, старом чешском переводе с французского. Этим чтением обычно заканчивались их с бабушкой вечера, после чего умиротворенная Божена отправлялась спать, унося в свои сны все, что увидела в волшебном будуаре. Она дотянулась до полки и достала потемневший коричневый томик.

Божена и сейчас любила листать его. В такие минуты ее длинные пальцы, касаясь мягких страниц, отдыхали от постоянного напряжения, а глаза блуждали по бежевым полям книги.

Но и тут порой ее настигало ремесло. Чтобы слышать свой голос, Божена читала вслух: «Как для неошлифованных драгоценных каменьев, так и для большинства людей, чтобы выказать свой полный блеск и красоту, необходимо приобрести полировку в соприкосновении с другими лучшими натурами. У иных только одна сторона полирована, что дает возможность не более как угадывать их внутренние достоинства»… Так и Луиджи!

Произнеся это имя, Божена вздрогнула, захлопнула книгу и поспешно затолкала ее в тесный ряд, надавив на корешок.

Безупречно корректный в ее доме, безумный на площади, в мыслях Божены этот человек становился все более навязчивым…

Когда-то давно, в пронзительном девичестве, Божена уверилась в силе навязчивых мыслей.

Тогда это длилось не меньше года. Оказываясь в людных местах – в метро, театре Тыла, на Ратушной площади, Карловом мосту, в соборе Святого Витта, – Божена начинала стыдиться своего одиночества и, сквозь ощущение ущербности своего положения, засматривалась на пары, компании, семьи, проплывавшие мимо Боженовой жизни легко или грузно, смеясь или вздоря.

К концу года тоска разрешилась появлением Томаша…

А теперь вот уже несколько дней ее неодолимо преследовал образ незнакомца с Сан-Марко. Божене с ее яркой, волнующей красотой не раз приходилось ловить восхищенные взгляды и настойчиво освобождаться от назойливых поклонников. То, что когда-то вгоняло в краску Божену-девушку, сейчас только смешило – или раздражало.

С Луиджи – теперь она знала его имя, если, конечно, его так действительно звали, – все вышло как-то иначе. Когда он говорил с ней на площади, в его глазах и голосе сквозило нечто, делающее ее почти беспомощной перед ним, почти покорной его грубому мужскому натиску. Это «нечто» пугало и одновременно манило Божену… Пожалуй, эта гремучая смесь даже возбуждала ее.

Но там, у «Флориана», она все-таки терпела его недолго. Чувство собственного достоинства заставило ее уйти. А теперь, когда прошло несколько дней, она снова, как девчонка, томится, желая еще раз услышать этот голос – да зачем это ей?..

Невольно она вновь и вновь вызывала в памяти его лицо: цепкий взгляд, чуть больше привычного вытянутый нос, крупный рот с тонкими нервными губами, высокие скулы, копну темных, беспорядочно вьющихся к плечам волос.

Но конечно этого было бы недостаточно, чтобы пленить ее воображение. Его страстность, заразительная и пугающая, которой сначала она почти не придала значения, списав все на его явно похмельный бред, по прошествии нескольких дней вдруг опьянила ее. Никто еще так самозабвенно и бесстыдно не восхищался ею и не добивался ее.

После разрыва с Томашем Божена решила, что против неотразимых мужских чар у нее стойкий иммунитет и больше ничто и никогда не заставит ее быть беспомощной и покорной. Но неуязвимость, приобретенная такой дорогой ценой, таяла в Божене, как лед, что долгой зимой сковывал сильную реку любви.

Глава 3

Теперь оставалось только выследить хозяйку. Карл мерил шагами тесный гостиничный номер. Да, вот и в Венеции похолодало. И эта вечная сырость…

Хорошо бы сейчас оказаться дома. Мама, наверное, сидит у камина и близоруко щурится на огонь.

А в голове у нее уж точно копошится жуть: Карл, а вернее, эта безумная затея и его исчезновение; письма ниоткуда, в которых он так не похож на себя – слишком уж уверен, полон планов на будущее.

…Карл очнулся и снова уставился на стол, старую карту на нем, фотографии, вырезки из газет и остывший чай. Действительность вернулась к нему, и она требовала действий.

Он еще раз взглянул на план виллы, обмотал горло зеленым шерстяным шарфом, накинул свой поношенный плащ и вышел.