Вечера княжны Джавахи

Вскочил на коня Гарун, прижался головой к его тонкой, блестящей шее и лепечет, как дитя:

Месяц осветил коня.

— Радость очей моих, гордость сердца моего, золотой луч звезды восточной!.. Ты мой!.. Ты мой!..

А дух бездны уже сурово говорит:

— Помни, как минет твоему сыну шестнадцать лет, присылай его сюда. А не то сам приду и возьму. А как силком его возьму — худо ему будет. Не принцем бездны его тогда сделаю, а моим рабом — слугою последним.

И снова преисполнился страха Гарун. Но не надолго. Вспомнил он, что никто его жениться не неволит. Не будет сына у него — и договор с шайтаном одной сказкой будет, сказкой, какою маленьких ребят пугают в аулах:

А конь у него останется. И какой конь!..

И Гарун громко крикнул: «Принимаю договор. Прощай, дух бездны!» — и скрылся из виду.

А вслед ему гром ударил и покатился по горам диким, страшным рокотом…

На разные голоса повторило удар этот эхо.

Дети проснулись в саклях аула и заплакали со страха…

А дух бездны захохотал и радовался всю ночь до утра и праздновал, кружась по горам в вихре бури, свой новый договор с человеком.

Не обманул шайтан. Дал такого коня Гаруну-беку, какого в целом мире днем с огнем не сыщешь.

Первым джигитом стал, благодаря этому коню, Гарун. Никто его перегнать не может, никто состязаться с ним теперь не смеет.

Со всего Дагестана сначала, а потом со всего Кавказа и других стран люди стали съезжаться на праздник, прослышав про удивительного коня.

Большие деньги давали Гаруну, лишь бы продал своего коня. О заклад бились насчет быстроты бега Гарунова скакуна. Лучших коней приводили из конюшен и персидского шаха, и турецкого султана, и Белого Царя — и всех перегонял конь Гаруна.

И деньги сыпались в карман его бешмета, как золотой песок с берега моря.

Стал богатым беком Гарун. Ест на серебряной посуде, носит золотом шитые бешметы, коврами персидскими свою саклю украсил. Оружие в драгоценной оправе по стенам развесил; а коня, сбрую, седло и повод — камнями самоцветными разукрасил…

Прошел год… Прошел другой… и третий…

Прослыл Гарун непобедимым абреком.

Старики соседних и дальних аулов дочерей своих ему в жены прочат.

А только хорошо помнит договор с шайтаном Гарун. Не женится он ни за что… И решил никогда не жениться.

Так решил Гарун, а судьба думала иначе.

Оседлал как-то раз Гарун своего скакуна и поехал с ним в горы. Солнце пекло и накаливало утесы. Притомился Гарун и подъехал к горному ключу напиться.

Спешился, подошел к ключу и отступил от неожиданности…

— Что это? Сон или правда?

У ключа, наполняя глиняный кувшин студеной водою, наклонилась девушка.

Такой красавицы Гарун еще не видывал.

Очи девушки так и блещут. Черные ресницы шелковыми завесами их накрыли; лицо у девушки — снег стремнин горных; волосы черные, как тьма ночей восточных; уста — дикая пурпурная роза горных стремнин.

— Кто ты, звездочка неба восточного? — спрашивает Гарун.

— Леилой-Зарой зовут меня, — отвечает девушка.

Голос у нее сладкий. В самое сердце Гаруна проникает.

«Вот бы мне такую жену!» — думает он.

И вдруг вспомнил про договор с шайтаном. Нельзя ему полюбить девушку, нельзя жениться…

Вспомнил это Гарун, вскочил на коня, гикнул и ускакал.

Только не один ускакал Гарун: понеслась за ним следом и любовь к Леиле-Заре.

Загремел гром, засверкала молния.

Вошла вместе с Гаруном любовь в его аул, в его саклю. Не дает покоя Гаруну — все про красавицу Леилу-Зару ему напоминает.

Не ест, не спит Гарун. И про коня забыл. Никуда его не тянет, сидит в сакле и печальную думу думает.

Много дней прошло, извелся, исстрадался Гарун. Не выдержал, оседлал коня и поехал опять к источнику.

Хоть одним глазком захотелось взглянуть на Леилу-Зару.

Дождался он, как девушка к горному ключу за водой пришла. Увидел и решил, что жить без нее не может.

Сказал ей:

— Будь моей женой!

Согласилась девушка. Ей самой полюбился Гарун черноокий на быстром, как вихрь, коне.

Леила-Зара была сирота; она поехала с ним в его аул, в саклю Гаруна, к его матери и отцу.

Свадьбу отпраздновали весело. Плакала чиангури, звенел сааз, девушки плясали лезгинку, а на улице абреки джигитовали до утра и стреляли из винтовок.

Женился Гарун на Лейле-Заре.

Прошел год.

И опять плакала чиангури и заливался сааз. И опять стреляли из винтовок, джигитуя, абреки, а девушки плясали лезгинку.

В честь сына Гаруна и Леилы-Зары был устроен праздник.

У Леилы-Зары и Гаруна родился сын, Могома.

И все веселились при его рождении: и старики, и юноши, и дети. Только один отец новорожденного, Гарун, не веселился. Не ел, не пил.

В эту ночь над аулом гроза разразилась, какой старики не помнили.

Это дух бездны радовался рождению Могомы…

Хорошенький был ребенок Могома-крошка, а как подрастать стал, все на него дивились.

Смелое, гордое у него личико, точно он, Могома, не сын простого бека, а дитя самого султана; бесстрашные черные глазки так и сверкают смелостью. Бешмет на нем сидит, как влитой, а улыбнется — словно золотая звездочка кивнет с неба.