Вечера на хуторе близ Диканьки

«Э, что мы допустили! А отчего ты допустил?» сказал хладнокровно кум.

«У вас кочерга, видно, железная!» сказал после небольшого молчания ткач, почесывая спину. «Моя жинка купила прошлый год на ярмарке кочергу, дала пивкопы: та ничего… не больно…»

Между тем торжествующая супруга, поставив на пол каганец, развязала мешок и заглянула в него.

Но, верно, старые глаза ее, которые так хорошо увидели мешок, на этот раз обманулись. «Э, да тут лежит целый кабан!» вскрикнула она, всплеснув от радости в ладоши.

«Кабан! слышишь, целый кабан!» толкал ткач кума: «а все ты виноват!»

«Что ж делать!» произнес, пожимая плечами, кум.

«Как что? чего мы стоим? отнимем мешок! Ну, приступай!»

«Пошла прочь! пошла! это наш кабан!» кричал, выступая, ткач.

«Ступай, ступай, чортова баба! это не твое добро!» говорил, приближаясь, кум.

Супруга принялась снова за кочергу, но Чуб в это время вылез из мешка и стал посреди сеней, потягиваясь, как человек, только что пробудившийся от долгого сна.

Кумова жена вскрикнула, ударивши об полы руками, и все невольно разинули рты.

«Что ж она, дура, говорит: кабан! это не кабан!» сказал кум, выпуча глаза.

«Вишь, какого человека кинуло в мешок!» сказал ткач, пятясь от испугу. «Хоть что хочешь говори, хоть тресни, а не обошлось без нечистой силы. Ведь он не пролезет в окошко!»

«Это кум!» вскрикнул, вглядевшись, кум.

«А ты думал кто?» сказал Чуб усмехаясь. «Что, славную я выкинул над вами штуку? А вы, небось, хотели меня съесть вместо свинины? Постойте же, я вас порадую: в мешке лежит еще что-то, если не кабан, то наверно поросенок или иная живность. Подо мною беспрестанно что-то шевелилось».

Ткач и кум кинулись к мешку, хозяйка дома уцепилась с противной стороны, и драка возобновилась бы снова, если бы дьяк, увидевши теперь, что ему некуда скрыться, не выкарабкался из мешка.

Кумова жена, остолбенев, выпустила из рук ногу, за которую начала было тянуть дьяка из мешка.

«Вот и другой еще!» вскрикнул со страхом ткач: «чорт знает, как стало на свете… голова идет кругом… не колбас и не паляниц, а людей кидают в мешки!»

«Это дьяк!» произнес, изумившись более всех, Чуб: «вот тебе на! ай да Солоха! посадить в мешок… То-то я гляжу, у нее полная хата мешков… Теперь я все знаю: у нее в каждом мешке сидело по два человека. А я думал, что она только мне одному… Вот тебе и Солоха!»

Девушки немного удивились, не найдя одного мешка.

«Нечего делать, будет с нас и этого», лепетала Оксана. Все принялись за мешок и взвалили его на санки. Голова решился молчать, рассуждая: если он закричит, чтоб его выпустили и развязали мешок, — глупые дивчата разбегутся, подумают, что в мешке сидит дьявол, и он останется на улице, может быть, до завтра. Девушки между тем, дружно взявшись за руки, полетели, как вихорь, с санками по скрипучему снегу. Множество, шаля, садилось на санки; другие взбирались на самого голову. Голова решился сносить все. Наконец приехали, отворили настежь дверь в сенях и хате и с хохотом втащили мешок. «Посмотрим, что-то лежит тут», закричали все, бросившись развязывать. Тут икотка, которая не переставала мучить голову во все время сидения его в мешке, так усилилась, что он начал икать и кашлять во все горло.

«Ах, тут сидит кто-то!» закричали все и в испуге бросились вон из дверей.

«Что за чорт! куда вы мечетесь, как угорелые?» сказал, входя в дверь, Чуб.

«Ай, батько!» произнесла Оксана: «в мешке сидит кто-то!»

«В мешке! где вы взяли этот мешок?»

«Кузнец бросил его посереди дороги», сказали все вдруг.

«Ну, так не говорил ли я?..» подумал про себя Чуб. «Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну-ка, чоловиче, прошу не прогневаться, что не называем по имени и отчеству, вылезай из мешка».

Голова вылез.

«Ах!» вскрикнули девушки.

«И голова влез туда же», говорил про себя Чуб в недоумении, меряя его с головы до ног: «вишь как!.. Э!..» Более он ничего не мог сказать.

Голова сам был не меньше смущен и не знал, что начать. «Должно быть, на дворе холодно», сказал он, обращаясь к Чубу.

«Морозец есть», отвечал Чуб. «А позволь спросить тебя: чем ты смазываешь свои сапоги, смальцем или дегтем?» Он хотел не то сказать; он хотел спросить: как ты, голова, залез в этот мешок? но сам не понимал, как выговорил совершенно другое.

«Дегтем лучше», сказал голова. «Ну, прощай, Чуб!» И, нахлобучив капелюхи, вышел из хаты.

«Для чего спросил я сдуру, чем он мажет сапоги?» произнес Чуб, поглядывая на двери, в которые вышел голова. «Ай да Солоха! эдакого человека засадить в мешок!.. Вишь, чортова баба! А я дурак… Да где же тот проклятый мешок?»

«Я кинула его в угол, там больше ничего нет», сказала Оксана.

«Знаю я эти штуки, ничего нет! Подайте его сюда: там еще один сидит! Встряхните его хорошенько… Что, нет? Вишь, проклятая баба! А поглядеть на нее — как святая, как будто и скоромного никогда не брала в рот!..»

Но оставим Чуба изливать на досуге свою досаду и возвратимся к кузнецу, потому что уже на дворе, верно, есть час девятый.