Вечера на хуторе близ Диканьки

«Я выпустила его», сказала она, испугавшись и дико осматривая стены. «Что я стану теперь отвечать мужу? Я пропала. Мне живой теперь остается зарыться в могилу!» — и, зарыдав, почти упала она на пень, на котором сидел колодник. «Но я спасла душу», сказала она тихо: «я сделала богоугодное дело. Но муж мой… Я в первый раз обманула его. О, как страшно, как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то идет! Это он! муж!» вскрикнула она отчаянно и без чувств упала на землю.

VII

«Это я, моя родная дочь! Это я, мое серденько!» услышала Катерина, очнувшись, и увидела перед собою старую прислужницу. Баба, наклонившись, казалось, что-то шептала и, протянув над нею иссохшую руку свою, опрыскивала ее холодною водою.

«Где я?» говорила Катерина, подымаясь и оглядываясь. «Передо мною шумит Днепр, за мною горы… куда завела меня ты, баба?»

«Я тебя не завела, а вывела; вынесла на руках моих из душного подвала. Замкнула ключиком, чтобы тебе не досталось чего от пана Данила».

«Где же ключ?» сказала Катерина, поглядывая на свой пояс. «Я его не вижу».

«Его отвязал муж твой, поглядеть на колдуна, дитя мое».

«Поглядеть?.. Баба, я пропала!» вскрикнула Катерина.

«Пусть бог милует нас от этого, дитя мое! Молчи только, моя паняночка, никто ничего не узнает!»

«Он убежал, проклятый антихрист! Ты слышала, Катерина, он убежал?» сказал пан Данило, приступая к жене своей. Очи метали огонь; сабля, звеня, тряслась при боку его. Помертвела жена.

«Его выпустил кто-нибудь, мой любый муж?» проговорила она дрожа.

«Выпустил, правда твоя; но выпустил чорт. Погляди, вместо него бревно заковано в железо. Сделал же бог так, что чорт не боится козачьих лап! Если бы только думу об этом держал в голове хоть один из моих козаков, и я бы узнал… я бы и казни ему не нашел!»

«А если бы я?..» невольно вымолвила Катерина и, испугавшись, остановилась.

«Если бы ты вздумала, тогда бы ты не жена мне была. Я бы тебя зашил тогда в мешок и утопил бы на самой середине Днепра!»

Дух занялся у Катерины, и ей чудилось, что волоса стали отделяться на голове ее.

VIII

На пограничной дороге, в корчме, собрались ляхи и пируют уже два дни. Что-то не мало всей сволочи. Сошлись, верно, на какой-нибудь наезд: у иных и мушкеты есть; чокают шпоры; брякают сабли. Паны веселятся и хвастают, говорят про небывалые дела свои, насмехаются над православьем, зовут народ украинский своими холопьями, и важно крутят усы, и важно, задравши головы, разваливаются на лавках. С ними и ксендз вместе. Только и ксендз у них на их же стать: и с виду даже не похож на христианского попа. Пьет и гуляет с ними и говорит нечестивым языком своим срамные речи. Ни в чем не уступает им и челядь: позакидали назад рукава оборванных жупанов своих и ходят козырем, как будто бы что путное. Играют в карты, бьют картами один другого по носам. Набрали с собою чужих жен. Крик, драка… Паны беснуются и отпускают штуки: хватают за бороду жида, малюют ему на нечестивом лбу крест; стреляют в баб холостыми зарядами и танцуют краковяк с нечестивым попом своим. Не бывало такого соблазна на русской земле и от татар. Видно, уже ей бог определил за грехи терпеть такое посрамление! Слышно между общим содомом, что говорят про заднепровский хутор пана Данила, про красавицу жену его… Не на доброе дело собралась эта шайка!

IX

Сидит пан Данило за столом в своей светлице, подпершись локтем, и думает. Сидит на лежанке пани Катерина и поет песню.

«Чего-то грустно мне, жена моя!» сказал пан Данило. «И голова болит у меня, и сердце болит. Как-то тяжело мне! Видно, где-то недалеко уже ходит смерть моя».

«О, мой ненаглядный муж! приникни ко мне головою своею! Зачем ты приголубливаешь к себе такие черные думы?» подумала Катерина, да не посмела сказать. Горько ей было, повинной голове, принимать мужние ласки.

«Слушай, жена моя!» сказал Данило: «не оставляй сына, когда меня не будет. Не будет тебе от бога счастия, если ты кинешь его, ни в том, ни в этом свете. Тяжело будет гнить моим костям в сырой земле; а еще тяжелее будет душе моей».

«Что говоришь ты, муж мой! не ты ли издевался над нами, слабыми женами? а теперь сам говоришь, как слабая жена. Тебе еще долго нужно жить».