Лейбниц знал про ученых, которые достигали высокого положения при дворах, были среди них советники, министры, наставники принцев, некоторые ученые отличались в сражениях, были хорошими дипломатами, но чтобы короли всерьез интересовались наукой, таких примеров, кроме Софии-Шарлотты, он не знал. Русский царь в этом походил на его любовь.
Чиновники исторических наук упрекают Петра за то, что он не доводил своего дела до конца. Как будто кому-то из правителей это удавалось. Многие начинания Петра не закончены, они остались призывом, но толчок был сделан.
В этом они схожи — Лейбниц и Петр. У Лейбница не было времени пройти до конца своих идей, слишком много кипело и рождалось их в его голове. Его дело было открыть, начать…
Положительно этот бледный худенький немец, неутомимый рассказчик, выдумщик, всегда веселый, остроумный, женолюб, все больше нравился Петру. Осенью 1712 года в Карлсбаде Петр проводил с ним все свободное время, брал его с собою в поездки по Германии, они в подробностях обсуждали план создания в России Академии наук.
Почитая Петра, веря в него, Лейбниц все же не представлял, что Академия наук в России будет действительно создана. Когда же дело стронулось, радости его не было границ.
«Покровительство наукам, — писал он, — всегда было моей главной целью, только недоставало великого монарха, который достаточно интересовался бы этим делом».
И вот такой монарх нашелся. Лейбниц хотел быть при нем Солоном, тем древнегреческим мудрецом, что наставлял лидийского царя Креза. По дороге в Дрезден Лейбниц рассказал Петру о разговоре между Солоном и баснописцем Эзопом. Как известно, Крез считался самым богатым человеком в мире. Показывая Солону свои сокровища, он спросил, знал ли Солон кого-либо счастливей Креза. В ответ Солон поведал ему историю двух братьев, мать которых была жрицей богини Геры. Богатыри, когда не было волов, сами впряглись в колесницу и привезли мать в храм. Тогда она обратилась к Гере с молитвенной просьбой наградить сыновей высшим счастьем, возможным для человека. Богиня Гера выполнила ее просьбу. И что же — в ту же ночь оба сына тихо умерли во сне.
Легенда эта не понравилась Крезу. Будущее свое он считал обеспеченным и словам Солона о том, что боги не позволяют человеку предвидеть будущее, он не придал значения.
— Считать счастливым человека еще живущего — все равно что объявлять победителем воина, еще не закончившего поединка, — заключил Солон.
Через день Эзоп встретил на улице Солона и сказал ему:
— Дорогой мудрец, не стоит разговаривать с царями, но если пришлось, то лучше говорить приятные вещи.
— Дорогой Эзоп, — ответил Солон, — с царями разговаривать не стоит, но, если пришлось, лучше им говорить правду.
Спустя год Крез потерпел поражение в войне с персидским царем Киром, попал в плен, и его возвели на костер, чтобы сжечь. Когда подожгли хворост, Крез вспомнил слова Солона и стал кричать: «О Солон, о Солон!» Кир, не поняв, приказал залить костер, спросил, кого Крез призывал. Крез рассказал о предупреждении Солона, теперь только он понял, как глупо было богатство считать равным счастью.
Персидский царь задумался и решил помиловать Креза.
С Лейбницем было весело и поучительно.
Петр восхищался его сильным умом. В Германии, Англии монархи не сумели оценить гений Лейбница, его считали обыкновенным придворным чиновником, использовали как историографа брауншвейгского дома, постоянно торопили его с этой никчемной историей, должной прославить их династию. Подобно многим гениям, он болел подагрой, которая его и погубила. В 1716 году, за несколько месяцев до смерти, он отправился на свидание с Петром, полный влюбленности в этого человека.
«Я воспользовался несколькими днями, чтобы провести их с великим русским монархом, затем я поехал с ним в Герфенгаузен подле Ганновера и был с ним там два дня».
И снова ум Петра поражает его: «Удивляюсь всему в этом государе — его гуманности, его познаниям, его острому суждению».
Между двумя гениями редко возникает притяжение. Чаще эти миры отталкиваются. У Лейбница и Ньютона их противостояние перешло в многолетний конфликт, примирить обоих великанов никому не удавалось. Принцесса Каролина, которая любила Лейбница, не могла понять их спора о приоритете — если они что-то открыли одновременно, то следует ли, чтобы они растерзали друг друга? «Вы оба величайшие люди нашего времени! — восклицает она. — Вы должны примириться?!»