— Что ж это за война такая, — сказал Гераскин.
— Потому что и на войне можно оставаться человеком. Победа — опасная штука, она может породить чувство превосходства…
— Ас Карлом произошло следующее, — сказал Молочков. — Однажды докладывают ему о странном происшествии: один из русских пленных, человек преклонного возраста, заколол своего часового и сдался без сопротивления дежурному офицеру. Донесение королю приводило столь удивительную причину действий этого русского, что король велел доставить его к себе. Привели человека седого, но рослого, могучего сложения, закованного в цепи. Купчик по званию, он когда-то, до войны, бывал по торговым делам в Швеции и знал неплохо шведский. Король из первых уст услыхал, как все было. Караульные солдаты поносили русского царя всякими обидными словами. Пленник просил прекратить, они со смехом продолжали, еще пуще издеваясь над заключенным. Купец подзывает унтер-офицера, просит унять часовых и наказать их за оскорбление особы государя. Унтер-офицер смеется над такой жалобой. Тогда купец, вырвав ружье у часового, штыком заколол его и отдал себя в руки правосудия. На следствии он спокойно заявил, что как верноподданный вступился за честь своего государя и готов без страха принять смерть. Подобное происшествие показалось дознавателям достойным внимания короля. Выслушав рассказ купца, Карл сказал: «В столь грубом народе столь великий человек!» Приказал отослать купца к Петру в Россию, поздравив царя с таким подданным. Правда, в то время уже шли тайные переговоры с Россией, так что использовать момент было выгодно, но для Карла рыцарские правила имели значение.
Когда Карла хотели выслать из Турции к нему на родину, он укрепил свой дом в Бендерах и стал держать оборону. Он застрелил арабских скакунов, подаренных ему султаном, велел отдать их мясо своему гарнизону. Триста шведов, все его войско, баррикадировали окна, построили укрепления. Карл осмотрел работу и уселся играть в шахматы. Ничто не могло его взволновать. Турки получили приказ султана перебить всех шведов. Капелланы на коленях умоляли Карла не сопротивляться, спасти остатки войска и его священную особу. Король рассердился — он взял их в поход, чтобы они молились, а не подавали советы.
Карл уверял всех, что триста человек под его командой выдержат приступ целой армии. Вскоре армия турок окружила шведов, солдаты сдались в плен. С королем остались несколько офицеров и сорок гвардейцев, начался штурм дома, стрельба. Карла, конечно, ранили, отстрелили ему нос. Шведы уже перебили двести турок, когда дом подожгли, Карл и его свита выскочили с пистолетами и шпагами, готовые биться до последнего, в это время Карл зацепился шпагой, упал, турки навалились на него, схватили за ноги, за руки и понесли к паше…
Рана за раной, бой за боем не могли остановить короля. Он продолжал воевать, теперь уже с пруссаками. Крепости, форты, острова, — и так месяц за месяцем, случай всякий раз спасал его в последнюю минуту. Рядом убивало адъютантов, генералов. Он был словно заговоренный. Погибших насчитывались уже десятки. Истощение шведской казны его мало заботило. Королевство существовало, чтобы поставлять ему солдат и оружие. Он был свободнее Петра. Шведские поселки и хутора опустели. Всех молодых с пятнадцати лет угоняли в армию. Хозяйства были обобраны, конфисковано все железо. Он воевал с датчанами, англичанами, пруссаками, русскими. Постепенно все соединились против Швеции, на самом же деле против Карла. Сам же король вдруг отправился завоевывать Норвегию. Несмотря на сильные морозы, он спал на воздухе, прикрытый плащом, подавая пример солдатам.
Его убило наповал перед траншеей, 30 ноября 1718 года, и военный инженер, который был рядом с ним, сказал холодно: «Пьеса окончена, пошли ужинать».
Карлу было 36 лет. Половину жизни он провел воюя, сам устраивал войны, если их не было. Более всего его занимала война с Россией. Даже не столько со страной, сколько с ее царем. Человек не рождается для войны, но Карл — одно из исключений; война была его культом. Он знал, что такое раны, он был весь в шрамах, но верил в свою неуязвимость. Он никогда не жил в роскоши, не носил пышных одежд, не интересовался искусствами. В сущности, это был необразованный солдафон. Его любили — за что? В нем была идея служения. Не народу, не стране — войне. В этом чудилась какая-то высокая цель, предназначение. Ему хотелось, чтобы шведская армия внушала Европе страх. Он изнурил свою страну, разорил ее, а ему поставили памятник в столице, в центре. Куда-то он скачет на зеленом от патины коне, простертая рука по-прежнему призывает солдат, хотя Швеция давно отказалась от воинских вожделений. Но, между прочим, он же довел Швецию до отвращения к войне. После него воинственность пошла на убыль.