Вечера в древности

Новое десятилетие начиналось для Мейлера удачно. В 1960 году в «Эсквайре» появилась его статья о Джоне Кеннеди, который тогда представлялся Мейлеру символом романтического освобождения от скуки 50-х годов, принцем «американской мечты». После краткой встречи, понадобившейся ему для проверки своих ощущений, он дописал портрет политика, в котором увидел черты своего героя-хипстера, уже не литературного персонажа, но реального человека. Талантливый журналист Пит Хэ-мил писал о впечатлении об этом очерке Мейлера: «Словно волна прокатилась по журналистике… Все охали и ахали, говоря себе: вот как это можно делать. Было ясно, что с произошедшими переменами придется жить… Мейлер изменил жанр… Этот очерк заставлял думать больше о моральной, чем политической стороне дела». Сам автор тоже понимал важность своего выступления, сознавая, что ему удалось оказать воздействие на реальность, ощутимо изменить настроения, придать Кеннеди «чарующий ореол». Как он потом признался, эта статья привела его в «наполеоновское расположение духа», и он решил выставить свою кандидатуру на выборах в мэры Нью-Йорка.

Свою программу он изложил в обращении к Фиделю Кастро, в котором высказал мысли, очередной раз оказавшиеся пророческими во время инцидента в Заливе Свиней, но сама избранная тема и форма этого общественного заявления мало соответствовали правилам той политической игры, в которой он решил принять участие. Прием, на котором Мейлер собирался объявить о своем решении, провалился, поскольку представители власти и другие влиятельные лица не явились, и в мрачной атмосфере срыва еще не начавшейся кампании и всеобщего опьянения под утро расстроенный хозяин исчез — как оказалось, приняв вызов одного из представителей «своего» электората. Когда он вернулся с разбитой губой и синяком под глазом, жена высказала ему свое возмущение. Мейлер вынул нож и нанес ей две серьезные раны. Разбирательство длилось год, приговор был отложен, и Мейлера ненадолго поместили в больницу для психиатрической экспертизы, после чего, благодаря усилиям жены, он получил условное наказание. Однако когда шло расследование и жена была еще в больнице, выступая по телевидению и говоря о малолетних преступниках, Мейлер сказал, что нож для них чрезвычайно важен как символ их мужественности.

Свидетели утверждали, что он был временно невменяем, сам же он заявил: «Я горжусь тем, что могу исследовать те области сознания, куда другие боятся заглянуть. Я настаиваю на том, что я вменяем». У Мейлера был недолгий опыт работы в лечебнице для душевнобольных, и он был готов скорее попасть в тюрьму. «Возможно, этот безумный поступок загнал его в общественное сознание глубже, чем десятилетие серьезной целеустремленной работы», — с грустью заметил один из комментаторов. Мейлер признал, что совершил нечто ужасное, но и это драматическое событие не исчерпало его стойкого интереса к насилию. Почти два десятилетия спустя в пространной книге «Песнь палача» (1979) Мейлер попытался докопаться до корней психологии убийцы, ставшего знаменитостью из-за того, что он требовал себе замены пожизненного заключения на смертную казнь. Писатель получил за нее свою вторую Пулитцеров-скую премию, а его сценарий по этой книге был выдвинут на премию Эмми, но когда отрывки из «Песни палача» публиковались в журнале «Плейбой», рекламная кампания привлекла внимание убийцы, который послал автору свои заметки. Мейлер был пленен обнаруженным им талантом и «в интересах культуры» помог ему выйти из тюрьмы. Незаурядный литератор-убийца жил у Мейлера дома, спорил с ним о проблемах экзистанса и творил в уединенном доме, который ему помог найти его знаменитый покровитель, но вскоре опять совершил убийство и, снова оказавшись в тюрьме, пришел к убеждению, что Мейлер предал идеи свободы личности и назвал его «классовым врагом». То был последний бурный всплеск романтического увлечения Мейлера насилием.