Вечеринка с продолжением

Утром полковник Виктор Николаевич Измайлов направлялся по коридору к кранам в туалете, лелея скромную надежду, что хотя бы холодная вода из них течет. У него было полноценное ощущение присутствия в поезде: бритва, мыльница, зубная щетка и тюбик пасты в руках, полотенце через плечо, однообразный шум в ушах, да еще поматывало спросонья. Сказать, что Измайлов встал не с той ноги, было бы преувеличением: ноги он вообще от пола не отрывал. Не той рукой оперся о стол, поднимаясь из-за него, — это вернее.

Игорь Малеев, увидев его издали, заулыбался. Ни дать ни взять обычный домашний мужичонка после загудона с девочками. Сам не рад, что срывался с цепи добродетели, но хорошо знает, какие меры предпринять для восстановления здоровья и возвращения в будку. Вчера раздавленному, растертому в порошок жерновом трусости Игорю полковник казался огромным и всемогущим. А сегодня к парню приближался среднего роста, крепенький, правда мышцами, но слишком тонкий чертами лица дядя. «Все мы всего лишь люди», — подумал Игорь, и вместо грусти ощутил бодрящую радость.

— Здравствуйте, Виктор Николаевич, — непринужденно заговорил баловень судьбы. — Спешу с повинной: украл вчера у Кэролайн Маркизовны два пакета «Пэди-гри». А если честно, сдрейфил и просто забыл про них. Как только оказался у своей машины, нырнул в нее, родимую, и по газам. Эльзе я недавно звонил, она мне обо всем поведала. Поэтому я прикупил кровавой малютке Кэри отборного мяса на базаре — заслужила. После беседы с вами заскочу к девочкам, раздам долги.

— Тогда постарайся убедить себя, что ты не дрейфил, а дальновидно создавал повод увидеться с красивой девушкой, — усмехнулся Измайлов. — Беседовать тебе предстоит не со мной, а с лейтенантом Балковым, пятая дверь направо.

«Однако, — озадачился Игорь молниеносной реакцией еле живого, казалось, Измайлова, — этот случайно с цепи не сорвется». Разошлись, перераспределив энергию по справедливости: полковник прочно вписался в рабочую колею, а студент-директор остался при своем убеждении в том, что «все мы люди», но уже без «всего лишь». «А ведь с пакетами ты мудришь, чертенок, — думал Измайлов. — Ты много с чем мудришь, похоже, и в итоге можешь запросто сам себя перехитрить».

Невыспавшийся Сергей Балков занудством, въедливостью и медлительностью превосходил себя, достойно отдохнувшего, во много раз. Он таскал Малеева по деловым и личным контактам, сделкам, времяпрепровождению, привычкам и даже отметкам в институте бесконечными кругами. Причем измывался он над собеседником с видом невинным и светским: заявить, что Балков учинил допрос, никто бы не рискнул. Игорь начинал понимать, как люди свихиваются. Не имея возможности, повода или смелости послать мучителя куда подальше или набить ему морду, они постепенно переселяются душой в другое место, где нет этого мрачного, ухитряющегося сочетать любознательность с беспросветной тупостью лейтенанта. В бумаги Балкова парень, конечно, заглянуть не мог. А Сергей, написав на отдельных листах вопросы, складывал бумажки в стопку, тасовал, как карты, спрашивал, записывал первые ответы, вновь тасовал и дальше фиксировал лишь неповторяющиеся слова. Если в течение получаса откровения пытаемого им человека разнились союзами и предлогами, Сергей откладывал лист с выясненным вопросом и продолжал тасовать оставшиеся до победного конца. Со стороны казалось, что нервному Балкову просто некуда деть руки: городит ерунду, перекладывая бумажонки и черкая на них, небрежно и быстро. А степенный мужик Сергей Балков в совершенстве владел искусством стенографии. Даже невозмутимый полковник Измайлов порывался возбудиться, когда узнал об этом.

Итак, иногда разрозненные слова прямо на глазах Балкова складывались в весьма интересные предложения, чуть ли не признания сразу. Тогда следователи отдыхали. Гораздо чаще приходилось долго анализировать всякую белиберду. Одно было неизменно: после такого «трепа на лужайке» Балков знал своего подопечного лучше, чем тот сам себя. А приглашение к повторному дружескому разговору вызывало истерики даже у тертых чем и как попало калачей.

Игорю Малееву мнилось, будто он громко и убедительно говорит. Но на самом деле парень визжал в ненавистную рожу изверга-лейтенанта:

— Ничего, слышите, ничего противозаконного я не сделал! Никого не убил и не ограбил! Фирму только что налоговая прошерстила от и до. И претензий не имела.

— А я обвинял вас в убийстве или ограблении? — изумился флегматичный Балков. — Полноте, вы же сами горели праведным желанием помочь найти палачей вашего коллеги. В сущности, только о нем мы и говорили.

Насчет сущности Игорь много чего мог воз разить, но обессиленно просипел:

— Единственная моя вина в том, что я по шел в гости к девочке, которую на следующий день прикончили.

— Проехали и давно. Как мыслите, почему прикончили?

— Понятия не имею. Если не дошло, то единственная моя вина в том, что я пошел в гости к девочке…

— Или в том, что ты не племянник венценосному дяде?