Читаем Вечернее утро полностью

- Не теряйся, Лева, - встрял Внутренний Голос, и Лев Александрович поблагодарил его.

Она ушла на кухню, а он не посмел пойти за ней. Оставшись один, Лев Александрович постоял у окна с фанеркой вместо форточки, посмотрел на странные хижины из бетона, но под первобытной кровлей вместо крыш, спросил себя, бывает ли так, чтобы Внутренний Голос, став женщиной, объяснялся тебе в любви, а теперь эта глазастая красавица с волной волос - вот она, живая и реальная...

Он присел, затем прилег на кровать, застланную шкурами, закрыл глаза. В голове гудело. Лев Александрович постарался расслабиться, и тело его растеклось, как студень, а потолок поплыл вместе с пространством. Красавица Стирма мурлыкала на кухне, задавала какие-то вопросы... Ему бы пойти туда, показать себя в обществе очаровательной дамы, а он не смел, в глубине души надеясь, что она сама снизойдет до него.

ДОГАДКА

Он проснулся от удушья. Было совершенно темно и невыносимо воняло потом. В рот почему-то набилась шерсть - неужто они опять пытаются накормить его чем-нибудь экспериментальным? Лев Александрович стал ждать фиолетового цвета или ромашки на фоне этой черноты. Ему стало мерещиться, что дышит он за двоих. Во всяком случае кто-то повторял его вдохи. Ромашка не появлялась. Он пошевелился и вздрогнул, коснувшись горячего тела. Сообразив, что он лежит в постели с собственной женой, а все эти кошмары ему просто-напросто приснились, Лев Александрович скинул с себя одеяло, сел, опустив на пол босые ноги. Паласа на полу не было. В окно пробивался зеленоватый свет белой ночи. Сам он был мокрым от пота, даже волосы прилипли ко лбу. Он встал, с удовольствием потянулся, остывая, и пошлепал посмотреть на Риточку в кроватке, но кроватки не было. Не оказалось и полированного гарнитура, не висела и люстра из чешского хрусталя, и вообще комната не та. Он вернулся в комнату с кроватью и увидел в постели совершенно голую женщину. Красавица Стирма возлежала на шкурах грациозно, как кобра. Затаив дыхание, он присел на краешек постели, в которой только что спал. Значит, она сама раздела его, а он так и не проснулся. Не смея прикоснуться к ней, он рассматривал ее тело в мраморном свете белой ночи. Стирма повернулась и вместо женской груди он увидел четыре мужских соска... и руки... Ему только казалось, что она не снимала эластичных варежек... Просто у нее не было пальцев, а была сплошная ладонь, как ласта... Бедная, бедная женщина! Как тебя угораздило родиться получеловеком? Кто ты в действительности - русалка или фея во плоти?

В полутьме он бесшумно поискал брюки. Они оказались выглаженными и почему-то хрустели; рубашку не отыскал, зато нашел пиджак и вышел на кухню попить. Вода нашлась в деревянном ведре; присев, он напился через край, затем сел на чурбак к столу, похлопал себя по карманам: хотелось курить, а сигареты давно кончились. Лев Александрович поставил локти на стол, закрыл лицо руками.

- Давай-ка, приятель, еще раз сообразим, что к чему.

- Давай, Лева.

- Стало быть, Лида вручила нам куклу для Риточки, так?

- Так.

- И мы пошли парком, где нас застала гроза, так? Так.

- Но если честно, то на грозу это походило мало. Чем это могло быть?

О летающих тарелках он был наслышан. Вова Митрофанов, помнится, говорил, что видел такую тарелку собственными глазами, она якобы выделывала фигуры высшего пилотажа. Но Лев Александрович старался не связываться с фанатичными тарелочниками, и к рассказам подобного рода относился осторожно. Но нельзя ли предположить, что он все-таки угодил под влияние одного из таких чудес?

- Тут что-то есть, - одобрил Внутренний Голос. - Валяй дальше.

- И нас с тобой взяла на борт летающая тарелка.

- Большей глупости я от тебя не слышал.

- Скажем иначе: она продемонстрировала некоторые из своих чудес.

- Для чего?

- Чтобы встреча со Стирмой не показалась мне слишком потусторонней: ведь она меня любит, и я это чувствую. Я искал ее всю жизнь, не найдя, женился на Лиде, а судьба моя - вот она!

Внутренний Голос отчетливо хихикнул.

- Что с тобой, приятель? - взволнованно спросил Лев Александрович, удивляясь собственному волнению.

- Ничего, - ехидно сказал Внутренний Голос. - Просто мы с тобой отвлеклись. Давай по существу.

- Спасибо. Итак, согласись: мы твердо знаем - жидкости не сжимаются. Однако их распад в принципе осуществить можно, стоит лишь разогреть до температуры три тысячи градусов в лабораторных условиях. Послушай, парень, а что, если мы с тобой угодили именно в лабораторию?

- Ну, предположим.

- Я возвращаюсь к той нелепой мысли: не могла ли эта пресловутая тарелка или что-то вроде нее, взять нас к себе на борт и взяла вместе с нашей средой - с воздухом, которым мы дышим, с изображениями предметов, которые нас окружают и даже вместе с земными звуками, - продолжал Лев Александрович, а подсознанием все еще думал о спящей красавице Стирме, которая его раздевала, а теперь спит, как убитая... Он не помнил, чтобы переспал с ней, и теперь сожалел. Может, вернуться?

- Лева, ты отвлекаешься. Для чего эти тарелочные сложности?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза