Вечерня

— Да, это так, — сказал Скайлер, — он не держал. Вот поэтому мы оказались в положении, грозящем опасностью! Заявляю вам, я не хочу, чтобы здесь появились полицейские! Не хочу, чтоб они заглядывали во все щели, чтоб пронюхали, что маленькие девочки играют некоторые роли в наших обрядах, вызнали, что при случае мы пользуемся безобидными, правда, таблетками для поддержания мессы, нежелательно, чтобы они доискались, как иногда во время мессы мы приносили в жертву маленьких животных, хотя не могу себе представить, что же здесь противоречит этому трахнутому закону? А все дело в том, что этот поп наделал много шума с амвона, называя нас — как бишь его? — общиной, оторвавшейся от Христа, можете вы этому поверить? Это, конечно, доказывает, что угроза нашей церкви действительно существует и недвусмысленно свидетельствует о том, сколь безрассудно приверженцы Христа хотели бы сжить нас со света, убить церковь-младенца в колыбели. Но…

— Скай!

Это вступила Корал. Мягко.

— Мне кажется, нам надо самим связаться с полицией, до завтрашней ночной мессы — немедленно, предупредить их, что мы в курсе того, что намалевано на воротах, и дать знать, что мы ведем свое внутреннее расследование…

Ну и словечки же у нее!

— …попытаемся установить, кто нарисовал эту звезду, хотим, чтобы он или она сами признались в содеянном, Скай. Тем самым мы уведомляем полицию, что делаем все, от нас зависящее, для сотрудничества с ней. Тогда они не станут подозревать, что какая-то группа заговорщиков, связанная с нашей церковью, нарисовала кабалистический знак на воротах священника, а потом убила его.

— Если только… — произнесла Ларами.

Все повернулись к ней.

— Если только именно так и не произошло, — заключила она.

* * *

Артур Левеллин Фарнс был рослым, мускулистым белым мужчиной с типично городской манерой речи и внешностью закаленного превратностями погоды фермера Новой Англии. Его магазин мужской одежды располагался на Стем-авеню между Карсон и Коулс-авеню. Он только что вернулся с обеденного перерыва, когда в два часа дня к нему вошли два детектива. Похоже, большая часть его обеда перекочевала на галстук и пиджак. Карелла подумал, что это единственный мужчина, не работающий в отделе убийств, который все еще носит пиджак. Он мог бы поспорить, что Фарнс к тому же носит мягкую фетровую шляпу.

Детективы представились и сообщили ему, что занимаются расследованием обстоятельств убийства отца Майкла Берни. Фарнс ударился в длинную и внешне прочувствованную хвалебную речь священнику, с которым он совсем недавно повздорил в своем открытом письме, а сейчас называл человеком, преданным Господу, истинным служителем церкви, добрым и мягким пастырем церковного стада и чудесным существом, чье отсутствие будет столь тяжко перенести…

Ни один мускул на лице при этом не дрогнул.

— Мистер Фарнс, — сказал Хейз, — мы просматривали корреспонденцию отца Майкла и наткнулись на письмо, которое вы адресовали приходу…

— Да, — улыбаясь, кивнул Фарнс.

— Вам известно, о каком письме идет речь?

— Разумеется. О том, которое я написал в ответ на его проповеди о десятине.

— Да, — подтвердил Хейз.

— Да, — сказал Фарнс.

Он по-прежнему улыбался. Но сейчас он еще и кивал. «Да, — качнулась его голова. — Да, я посылал это письмо. Да, в ответ на его кары, которыми он грозил нам за нарушение долга перед церковью. Да, это я осмелился возмутиться. Да. Я!» Кивок, еще кивок.

— Ну и что вы скажете об этом письме, мистер Фарнс?

— А что о нем говорить? — спросил Фарнс.

— Я бы сказал, что это весьма злое письмо, как вы считаете?

— Только весьма злое? Я бы сказал, капитально злое!

Детективы уставились на него.

— В самом деле, мистер Фарнс, — сказал Хейз, — вы в этом письме написали такое…

— Да что скрывать, я был взбешен!

— Ага.

— Так вымогать деньги! Как будто мы уже не вносили честно свою долю! Все, что ему было нужно, это доверять нам! Но нет! Вместо этого он неделями бойко мечет громы и молнии в своих проповедях, которые были бы более уместны в каком-нибудь туземном селении, а не в нашем приходе! Он никогда не доверял нам! Извините, — пробормотал он и быстро отошел к мужчине, выбиравшему на полке пару брюк. — Чем могу служить, сэр? — спросил он.

— Да я просто смотрю, — ответил мужчина. — Все эти брюки — сорок второго размера?

— Да. Отсюда и до конца полки.

— Благодарю вас, — ответил покупатель.

— Дайте мне знать, если понадобится моя помощь, — сказал Фарнс и вернулся к детективам. Понизив голос, он сказал: — Это — магазинный вор! На Рождество он стащил у нас целый костюм, надев его под свой старый. Я это обнаружил, лишь когда он ушел. Извините меня, но я должен следить за ним, мне хотелось бы поймать этого сукиного сына.

— И нам тоже, — подтвердил Карелла.

— Вы что-то говорили о доверии, — напомнил Хейз.