Вечерня

По-испански. Оба говорили на испанском, полагая, что она понимает, ведь ежели это и вправду Мэри Энн Холлис, она должна говорить по-испански, она выучила этот язык в проклятой чертовой дыре в Мексике, а потом шлифовала его на коленях в Буэнос-Айресе. Она делала вид, что не понимает языка. Чувствовала, как это глупо. Ведь инициалы «М. X.» стояли на всех полотенцах в ванной.

— Ты меня слышала? — спросил красавчик. — Ответь ему!

— Я вас не понимаю, — сказала Мэрилин на английском.

— Она нас не понимает! — воскликнул он на испанском. — Врежь-ка ей в ее трахнутые зубы.

Большой двинулся к ней, повернул пистолет, подкинул его, чтоб кулак оказался в удобной для удара позиции. И снова ухмыльнулся.

— Нет! — вскрикнула она.

— Что «нет»? — спросил красивый.

На испанском.

— Нет, не бей меня! — сказала она.

На английском.

— Я тебя не понимаю, — ответил он по-испански.

— No me pegues, por favor,[17] — повторила она.

— Muy bien![18] — сказал красивый. — А теперь говорим только по-испански, comprendes?[19]

— Si, — сказала она, — solo espanol.[20]

Пока я не доберусь до ножа.

— Ты догадываешься, почему мы здесь? — спросил он.

— Нет.

— Ты знаешь, кто мы такие?

— Откуда?

— Меня зовут Рамон Кастаньеда, а моего коллегу — Карлос Ортега.

Она кивнула.

— Ты думаешь, что это безрассудно с нашей стороны? Назвать тебе наши имена?

Она не ответила.

— Мы верим, ты никому ничего не скажешь после нашего ухода, — заметил Рамон.

— Или мы просто вернемся и убьем тебя, — добавил Карлос, скаля зубы.

Пистолета в руке у него уже не было. Положил в карман? Надо было быть повнимательнее, но она была слишком поглощена этим уроком испанского, слишком боялась, что огромный Карлос ударит ее пистолетом по зубам. Она позволила им напугать себя. Первое маленькое сражение они выиграли; даже не сражение, а небольшую стычку, запугав ее и заставив раскрыть знание испанского. Но они это и без того знали. Так же, как и то, что она была Мэрилин Холлис. Или, точнее, Мэри Энн Холлис. Вчера на улице они сперва назвали ее Марианна, а потом Мариуча. Им она была известна как Мэри Энн Холлис. В таком случае она могла потребовать…

— Что вы?.. — начала она на английском и тут же перешла на испанский. — Что вам здесь надо?

— Деньги, — сказал Рамон.

«Сразу к делу», — подумала она.

— Какие деньги?

— Которые ты украла у Альберто Идальго, — сказал Карлос.

Еще ближе к делу.

— Четыреста миллионов аргентинских аустралей, — добавил Рамон.

— Два миллиона американских долларов, — поддакнул Карлос.

— Мы требуем вернуть их.

Ни дать, ни взять парочка банкиров международного калибра, обсуждающих высокие финансовые материи на испанском.

— Не знаю, о чем это вы?

Она по-прежнему говорила по-испански. Так сказать, теплая встреча высокородных испано-говорящих людей. Вечерний чай на лужайке у герцогини. Герцогиня пригласила двух банкиров на встречу с ослепительной кругосветной путешественницей Мэри Энн Холлис, чей нос все еще кровоточил в белоснежное полотенце.

— Вы по ошибке принимаете меня за кого-то другого, — сказала она по-испански.

Все говорят по-испански. Как хорошо знать два языка!

— Нет, здесь нет ошибки, — возразил Рамон.

— Мы знаем, кто ты такая, и мы знаем, что ты украла деньги! — закричал Карлос.

— И мы убьем тебя, если не вернешь деньги, — просто сказал Рамон, слегка пожав своими узкими плечами; это всего лишь одно из правил ведения дел в международных финансах.

— Мэрилин Холлис? — спросила она. — Так значит, вы ищете кого-то по имени Мэрилин Холлис?

— Да нет, мы…

— Дело в том, что и меня так зовут и…

— Заткнись, — оборвал ее безобразный.

Очень мягко.

По-испански это прозвучало совсем не угрожающе, «callate», слово, сладкозвучно соскользнувшее с языка, «callate» — «заткнись».

— Тебя звать Мэри Энн Холлис, — выпалил он.

По-прежнему мягко. Как будто что-то объясняя очень маленькому и, возможно, очень глупому ребенку.

— A, bien, — сказала она, — это ошиб…

— Нет, — не дослушал он.

Слово, имеющее одно и то же значение и в английском, и в испанском.

«Нет».

Мягко.

«Нет, мы не ошиблись. Ты — Мэри Энн Холлис. И мы убьем тебя, если ты не отдашь деньги, которые украла у Идальго».

И все в одном этом слове.

«Нет».

А сумочка все еще висит у нее на плече.

А нож — в сумочке.

Часы над камином показывают четверть четвертого.

Я буду дома где-то в половине пятого, до встречи! Люблю тебя!

Уже бесполезно чего-то ждать. Свершить или умереть. Доставай нож или…

В комнате слышно тиканье часов. Нос перестал кровоточить. Она отложила полотенце, глядя на свое отражение в зеркале напротив кровати, вставленное в роскошную раму, свое отражение, частично закрытое спинами двух джентльменов из Буэнос-Айреса.

— У меня есть документы, — сказала она, — мои водительские права…

Уроду достанется первому.

— Нам не нужны документы, — ухмыльнулся красавчик Рамон. — Мы и так точно знаем, кто ты такая.

— Но, понимаете, именно это…

Она постепенно перемещалась по комнате к тому месту, где, потеряв бдительность, стоял урод.

— Если б я только могла доказать вам, что я — не тот человек, за которого вы меня принимаете, я…

По пути ее рука скользнула в сумочку.