Вечерняя книга

Пока оказавшийся в центре всей кутерьмы Иван Акимович неизвестно в какой раз пересказывал, как он увидел человека в брезентовом плаще и обнаружил убиенных, оперативники деловито работали с собаками-ищейками, обследовали железнодорожную станцию, мчались в агрономическую школу, в которой обучался Семен Новичков. Бросив привычные занятия, все Панки сбежались к дому Аверьяновых, поглядывали, взволнованно судача, на темные окна, на жутковато распахнутые, обвисшие на ржавых разболтанных петлях-накладках ворота: полюбовник в дому был — хозяина не было…

Новости, по мере поступления, мгновенно передавались по толпе. Ищейки след не взяли: в избе, по крыльцу, около дома было посыпано махоркой — весь запах отбивает… Железнодорожники никого похожего на Семена Новичкова не приметили, да и немудрено: за ночь в обе стороны прошло девять пар поездов, товарных и пассажирских, — на любой прыгай… Ни в самой школе, ни в общежитии Семена Новичкова не было, хотя кое-какие вещички его остались в тумбочке. То, что душегубец он, — в Панках никто не сомневался: больше некому, что-то у него с Марьей случилось, а Настенку, безвинную душу, порешил, чтоб ничего не сказывала. В переводе на соответствующий официальный язык протоколов эту единственную версию приняла, начала разрабатывать и оперативная группа…

По стране был объявлен всесоюзный уголовный розыск: во все республиканские, областные, городские, районные и железнодорожные линейные управления и отделения милиции разосланы фотографии Семена Новичкова, его дополнительные приметы. Опрашивались десятки людей, когда-либо знавших и видевших его, все дальние родственники — ближних у него не оказалось; под контролем находилась поступавшая в агрономическую школу корреспонденция — в надежде, что однажды Новичков может написать кому-либо. Велась, коротко говоря, огромная напряженная работа, не видимая постороннему и составляющая будни милиции.

Розыск не увенчался успехом, и если припомнить, в какое время, в какой обстановке он проводился, нетрудно и понять, почему оказался безрезультатным. Взламывая вековую отсталость, набирая индустриальную мощь, страна ставила новые заводы и фабрики, врубалась в вековую тайгу, закладывала героическую Магнитку — переполненные поезда везли эшелоны добровольцев, и трудно ли было затеряться в этом великом кочевье — как в стогу сена иголке — Семену Новичкову? Возникнув затем где-то под другой фамилией, именем, с иной, придуманной биографией…

В определенный срок, предусмотренный законодательством, его судили заочно. В те годы высшей меры наказания у нас, к сожалению, не было, — Семен Новичков был приговорен к десяти, максимальным, годам лишения свободы. Спустя десять лет, перед самой войной, дело Новичкова было сдано в архив с пометкой на картонной папке: «Подлежит хранению». Тогда, когда папка попала ко мне в руки, эту сделанную чернилами надпись прочесть уже было невозможно: она стерлась, выцвела.

Закрыл я ее со смутным ощущением досады, невосстановленной справедливости; мелькнула мысль написать рассказ о том, что вот живет где-то, преуспевая, неоткрытый, избежавший наказания убийца, и тут же отказался от нее: и сама история была уж очень мрачной, кровавой, и не хотелось, кроме того, пусть даже косвенно, класть какую-то нежелательную тень либо оттенок на героический и малоприметный труд людей в милицейской форме, ныне доверчиво открывающих тебе и папки из архива, и свои души. Хотя задним числом признаюсь: предположи только тогда, что история эта может продолжиться, и, конечно, так легковесно от нее я не отмахнулся бы!..

Книга о милиции меж тем вышла. Я пожинал первую дурную славу, видя, как тащат ее из магазинов и с лотков на улице не только взрослые дяди-тети, но и ребятишки, коим она никак уж не предназначалась; упоенно ходил на читательские конференции, на которых автора похваливали, и с тревогой ждал по утрам газеты, в которых того же автора начинали поругивать. В один из таких дней и позвонили мне из уголовного розыска. Услышав знакомый неторопливый голос подполковника, живо представил, как цепко, двумя пальцами держит он телефонную трубку.

— Не хотите завтра съездить со мной в Панки?

— Зачем?

— На Семена Новичкова поглядеть.

— ?! — это так обозначил я свой возглас, который и теперь, спустя несколько лет, не могу передать более членораздельно.

А подполковник ошарашил еще одной новостью:

— Поедет с нами и Гафуров — первый начальник уголовного розыска.

— Тот самый?

— Тот самый.

— А он живой?

— Наверно, живой, — засмеялся подполковник, — если с нами едет.