Вечером после второй засады они поехали в Остин и взяли на ужин мясо на вертеле в ресторанчике в Дриппинг-Спрингсе. На стоянку они вернулись часа в три ночи. Опять у люков разгружались огромные продуктовые грузовики. Они провели вместе уже десять часов и проговорили все это время почти без умолку. По дороге в Остин разговор зашел об искусстве. Джерри любил бывать в музеях и галереях и побывал уже во многих, но у него не было никаких убеждений в отношении искусства. Он любил плавно дрейфовать от одной картины к другой, пока не натыкался на ту, что нравилась ему больше других, после чего, постояв перед ней с минуту, продолжал дрейфовать дальше.
— В этом вы весь — мистер Дрейф, — сказала Пэтси. — Всегда только смотреть и никогда не прикасаться! Зачем вы тогда ходите в галереи, если относитесь к искусству, словно рядовой прохожий?
— Наверное, мне просто нравится бывать в них, это такие красивые здания, — сказал Джерри.
— Ну-ка, назовите мне хоть одно красивое здание, — потребовала Пэтси.
— Да вот хоть музей Менила, — сказал Джерри. Это был новейший музей в Лос-Анджелесе.
— Признаю — это самое красивое здание, — согласилась Пэтси.
— Вы признаетесь через силу. Почему? — спросил Джерри.
— Потому что я накричала на вас и мне неприятно соглашаться с тем, что вы теперь говорите.
Джерри ничего не ответил, но на его лице появилась печальная улыбка.
— Вы всегда напускаете на себя печаль, когда хотите достичь желаемого? — спросила она.
Они мчались по темному шоссе, и на спидометре было около ста пятидесяти.
— Почти всегда, — ответил он.
— Психиатры должны знать, как сдерживать гнев. И свой собственный, и гнев других. Почему вам так не хочется заняться мною?
— Я уже этим занимаюсь, — сказал Джерри.
— А вы имеете хоть малейшее представление, почему я сержусь?
— Конечно. Вы мне что-то предлагаете, а я словно бы отказываюсь.
— Словно бы? — переспросила Пэтси. — Как это можно «словно бы» отказать женщине, которая предлагает свое общество? Тут уж либо отказывайте, либо нет. Что это еще за «словно бы»?
— Да ведь я же с вами в машине. Мы вместе поужинали — прекрасное мясо. Может быть, это не так уж много, но нельзя сказать, что за этим совсем ничего нет.
— Если посмотреть моими глазами, то линия, отделяющая «не так уж много» от «совсем ничего», — весьма тонкая, — сказала Пэтси.
На протяжении следующих пятидесяти миль не было сказано ни слова; потом Пэтси начала расспрашивать его об Авроре.
— Изменилось что-нибудь после смерти генерала? — поинтересовалась она.
— Закончился роман.
— Вот это новость! — воскликнула Пэтси. — А каким образом со смертью закончился роман? — спросила она спустя минуту, так и не дождавшись от Джерри продолжения.
— Аврора в трауре, — пояснил он.
— Ей и следует быть в трауре. Генерал никогда не покидал ее, особенно в самые трудные минуты.
— Да, она говорит то же самое, — согласился Джерри. — А сам я видел его всего раза три-четыре.
— Они были странной парой, но, по-моему, это все же была пара, — сказала Пэтси. — Аврора и в самом деле когда-нибудь думала, что вы можете быть ее врачом, или же это был просто трюк?
— Трюки Авроре как-то не удаются.
— Да и мне тоже, если только вы не считаете, что то, что я ловила вас в кафетерии, было трюком.
На это Джерри ничего не ответил и выдержал молчание еще с минуту.
— Что бы вы предпочли — быть никому не нужным или же вам было бы приятно, что вы нужны кому-то? — спросила Пэтси.
— Я представляю себе самого себя как человека, которому самому кто-то нужен, — ответил Джерри.
Пэтси подумала, что он, видимо, пошутил, но когда она взглянула на него, то увидела, что он смотрит на нее совершенно серьезно.
— Вам самому кто-то нужен? — удивилась она. — Если вы именно так себя расцениваете, то вы неплохо скрываете свои желания. За исключением алжирской горчицы, я бы затруднилась назвать хоть что-то, в чем бы вы нуждались. И уж совершенно определенно, по вашему виду не скажешь, что я вам нужна.
— Вы мне нужны, но я так взволнован! — сказал Джерри, опять совершенно серьезно. — Вы так образованы! Я понимаю, что глупо бояться образованных женщин, но ничего не могу с собой поделать.
— Ого, и давно у вас эта болезнь, доктор? — спросила Пэтси.
— С тех пор как я уехал из Лас-Вегаса, — сказал Джерри. — А к тому времени, когда я приехал в Нью-Йорк и попробовал стать юмористом, она меня уже скрутила.
Пэтси ждала продолжения, но Джерри, похоже, забыл, что они разговаривают. Потом он снова почувствовал, что она рядом, бросил на нее взгляд и улыбнулся.
— В Нью-Йорке у меня была красавица вдовушка, — сказал он. — Ее покойный муж был известным биржевым брокером — он оставил ей кучу денег, а сам выпрыгнул из окна. Она изучала медицину и была довольно известна среди исследователей рака. Это была одна из красивейших женщин, с которыми мне доводилось бывать вместе, и она была так добра ко мне. Она училась во Франции, а потом в медицинском колледже в Гарварде.
Он опять умолк, пожал плечами и больше ничего не сказал.
— Тут нет никакого греха, — заверила его Пэтси. — Ну и что? Что случилось?