Вечерняя звезда

Несмотря на убеждение, что визиты к психиатру были смешны и в его возрасте, и в Аврорином, да и в любом возрасте вообще, генерал Скотт почистился, надел свой лучший костюм и красный галстук-бабочку в крапинку, который Аврора выбрала для него в Лондоне.

При виде Гектора в костюме и в красной бабочке настроение у Авроры стало настолько лучше, что из ее уст даже полились арии любимых опер. Она пела по дороге от дома к неблизкой улице в квартале Беллэр, где принимал доктор Брукнер.

К несчастью, Гектор на ее пение отреагировал не совсем в соответствии со своим нарядом.

— Да не пой ты эти чертовы арии за рулем, — закричал он. — Ты несносно водишь машину даже тогда, когда ты молчишь. Если ты хочешь, чтобы мы остались в живых и чтобы этот психоанализ начался, я бы посоветовал тебе помолчать.

— Гектор, очень печально, что ты так низко ценишь мой вокал, — сказала Аврора. — Пение — весьма полезное занятие. Я уверена, что в этом доктор Брукнер меня поддержит.

Великолепный внешний вид генерала совершенно не соответствовал его настроению, оно было очень мрачным. Несмотря на обильный, хоть и запоздалый завтрак, печаль не оставляла его. Если уж начистоту, она стала еще глубже. Он не мог избавиться от странного убеждения, что краткая интимная близость в то утро была его последним и, кстати, не слишком громким «ура». В ту минуту, как все кончилось, у него возникло чувство, что они с Авророй больше никогда не будут иметь ничего общего в постели, и это чувство все не проходило. Он понял, что полностью лишен жизненных соков — просто превратился в старую кость.

— Первое, что я скажу психиатру, — это то, что у меня больше не бывает эякуляций, — заметил он. Они в этот момент остановились у светофора на окраине Беллэра, и Аврора уже перестала напевать. По какой-то причине она считала неприемлемым петь у светофоров.

— Ничего подобного ты ему не скажешь, — возмутилась Аврора. — Я тебе это запрещаю. У нас есть многое другое, что мы могли бы обсудить с этим милым молодым человеком, кроме твоих эякуляций.

— У меня нет никаких эякуляций, — не унимался генерал. — Именно это я только что и сказал, и это то, на чем я хотел бы заострить внимание. Ничего не вытекает, а ты знаешь, что это означает.

— Думаю, что нет, — сказала Аврора. — Я не уверена, что хотела бы этого, но я не хочу, чтобы ты затевал с этим милым доктором беседы о наших трудностях в этом плане.

— Откуда тебе известно, что он такой уж милый? — спросил генерал. — Ведь мы с ним пока не знакомы.

— Но я же разговаривала с ним, и у него такой успокаивающий голос. Его голос — это прямая противоположность твоему голосу, Гектор. Твой голос редко успокаивает меня, хотя, несомненно, мне часто бывает необходимо успокоиться.

— Твой меня тоже не успокаивает, — не остался в долгу генерал. — Особенно в те минуты, когда ты распеваешь арии в машине. Поезжай, что ты стоишь, ведь давно горит зеленый.

— Гектор, да ведь его только что включили, — отметила Аврора.

— Ну и что, зато, когда он загорелся, это значит, что пора ехать, причем немедленно, — напомнил ей генерал.

— Мне просто хочется подождать секунду-другую, чтобы удостовериться, что горит зеленый, — сказала Аврора, отъезжая.

— Сразу после того, как у нас все произошло в постели, у меня возникло чувство, что у нас с тобой этого больше никогда не будет, — поделился своей печалью Гектор. — И чувство это никак не проходит, поэтому-то я такой угнетенный. Могу я рассказать об этом психиатру?

Аврора не отвечала. Ей не нравились пригороды Беллэра — в сущности, она всегда возражала против самого понятия «пригороды», хотя большинство людей и живет в них в наши дни. В годы ее юности все было по-другому. Были крупные и мелкие города, селения и загород, где не было ничего подобного этому скопищу светофоров, универмагов и маленьких уродливых домиков между ними.

— Если я не могу рассказать ему об этом моем ощущении, тогда я просто не знаю, о чем с ним говорить! — продолжил генерал. — Мои родители умерли уже пятьдесят лет назад, и мне кажется, я не смогу много рассказать о них.

— Гектор, почему ты не можешь быть оптимистом? — спросила Аврора. На самом же деле у нее тоже было такое чувство, что их утренняя близость означала, что что-то кончилось, а именно ее долгий двадцатилетний роман с Гектором Скоттом. Страсть, видимо, в последний раз появилась в их жизни — то есть та страсть, которая их объединяла.