Вечерние беседы на острове

Он ни на секунду не заснул. Пища застревала в горле. Он написал письмо Кьяно, а сам к тому времени, когда должен был прийти пароход, поехал верхом около утеса могил. Лошадь шла шагом. Он поднял глаза на темные входы в пещеры и позавидовал умершим, которые спали там, покончив с тревогами. Вспомнив, как он скакал галопом здесь накануне, он удивился. Когда он спустился к Гукена, там уже собралось все население для встречи парохода. Все сидели под навесом перед магазином, болтали, шутили, передавали новости. Киву было не до разговоров, и он, сидя среди толпы, смотрел на дождь, поливающий дома, на прибой волн между скалами, и вздохи поднимались из его груди.

— Кив из "блестящего дома" не в духе сегодня, — говорили люди друг другу.

Он был действительно не в духе и неудивительно. Пришел "Голл", и вельбот доставил Кива на борт. Задняя часть кормы была переполнена гаолами (белыми), посещавшими, как у них принято, вулкан; в средней части толпились канаки, а переднюю часть кормы заняли волы из Хило и лошади из Кеу. Кив сел особняком от всех и с грустью смотрел на дом Кьяно, стоявший внизу, среди темных скал, под сенью кокосовых пальм. Он следил за красным фолоку, казавшимся не больше мухи и двигавшимся взад и вперед вместе с порхающим существом. "О, царица сердца моего, — воскликнул он, — душою своею жертвую, чтобы владеть тобою!".

Вскоре стемнело. Каюты осветили, и гаолы по обыкновению сели играть в карты и пить виски; а Кив всю ночь проходил по палубе, и весь следующий день, когда они шли на парах с подветренной стороны Мауи или Молокая, он продолжал ходить как дикий зверь в клетке.

Под вечер они прошли мимо Бриллиантовой головы к дамбе Гонолулу. Кив вышел с толпой и стал расспрашивать про Лопака. Оказалось, он приобрел шхуну — лучшей не было на островах — и отправился чуть ли не в Пола-Пола или в Каики. Стало быть, разыскивать Лопака было бесполезно. Кив вспомнил об одном из его приятелей — городском нотариусе (имени его я назвать не смею) и осведомился о нем. Ему сказали, что он неожиданно разбогател и приобрел себе прекрасный дом на берегу Ваикики. Это навело Кива на мысль; он крикнул извозчика и поехал к нотариусу.

Дом был новешенький, и деревья в саду не больше тросточек. Сам нотариус имел вид вполне довольного человека.

— Чем могу служить? — спросил он.

— Вы друг Лопака, — ответил Кив, — и, вероятно, можете навести меня на след одной штучки, купленной у меня Лопака.

Лицо нотариуса омрачилось.

— Не стану притворяться, что не так понял вас, мистер Кив, хотя не следовало бы впутываться в это скверное дело, — сказал нотариус. — Вы можете быть уверены, что я ничего не знаю, но догадываюсь и думаю, что вы получите сведения, если обратитесь вот куда.

Он назвал фамилию человека, которую опять-таки лучше не называть. В течение нескольких дней Кив ходил от одного к другому, находя повсюду новые костюмы, кареты, чудесные дома и довольных людей, лица которых однако омрачались при его намеке на дело.

— Несомненно я напал на след, — думал Кив. — Все эти платья, все эти кареты — дары дьяволенка, а веселые лица — именно лица людей, которые воспользовались благами и благополучно отделались от проклятой вещи. Как увижу бледные щеки да услышу вздохи, так и буду знать, что бутылка близка.

Таким образом, его направили к одному гаолу на Беританскую улицу. Он подошел к двери во время вечерней закуски и нашел обычные признаки нового дома: и молодой сад, и электрический свет в окнах; но когда вышел домовладелец, то дрожь надежды и страха пробежала по Киву, потому что он увидел молодого человека, бледного как смерть, облысевшего и с тем выражением, какое бывает у человека, осужденного на галеры. "Бутылка, наверно, здесь", — подумал Кив и сообщил молодому человеку цель своего посещения.

— Я пришел купить бутылку, — сказал он.

При этих словах молодой гаол Беританской улицы прислонился к стене.

— Бутылку? — пролепетал он. — Вы хотите купить бутылку? — Он точно задохнулся, схватил Кива за руку, притащил его в какую-то комнату и налил два стакана вина.

— Свидетельствую вам свое почтение, — сказал Кив, которому приходилось в свое время вращаться среди белых. — Да, я пришел купить у вас бутылку, — повторил он. — Какая ей цена в настоящее время?..

При этом вопросе стакан выскользнул из рук молодого человека. Он смотрел на Кива как привидение.

— Цена? — переспросил он. — Цена… Вам разве цена неизвестна?

— Потому-то именно я вас спрашиваю о ней, — возразил Кив. — Отчего вы так смутились? Или с ценою что-нибудь неладно?

— Она с вашего времени очень упала в цене, мистер Кив, — сказал, заикаясь, молодой человек.

— Хорошо, хорошо! У меня найдется мелкая монета, чтобы заплатить за нее, — возразил Кив. — Сколько она вам стоила?

— Два цента, — ответил молодой человек, бледный, как полотно.

— Как, два цента? — воскликнул Кив. — Значит, продать ее вы можете только за один цент, а тот, кто ее купит… — Слова замерли на языке Кива. Ему уже не придется продать ее, и бутылка с дьяволенком останется у него до самой смерти и после смерти потащит его в пекло ада.