Баудельо и Сокорро перешли к Никки и повторили процедуру. Он тоже перестал кричать и обмяк — сознание снова покинуло его.
Затем, не желая дожидаться, когда старик тоже придет в себя и надо будет усмирять его, Баудельо вколол пропофол и ему.
Мигель не вмешивался в их действия, но кипел от бешенства. И теперь набросился на Баудельо:
— Ах ты, безрукая задница! — Глаза его сверкали. — Pinche cabron ![17]
Ты же мог все погубить! Да знаешь ли ты, что ты вообще делаешь?— Знаю, — сказал Баудельо. Марлевые тампоны, прикрывавшие рану на его лице, промокли, и кровь текла по щеке. — Я неверно рассчитал. Обещаю — такого больше не случится. Красный от злости, Мигель молча выскочил из комнаты. Осыпав Баудельо ругательствами, он ушел, а Баудельо с помощью ручного зеркальца принялся обследовать свою кровоточащую рану. И сразу все понял. Во-первых, у него теперь до конца жизни будет шрам через все лицо. И во-вторых, — что было куда важнее, — надо немедленно зашить рану. В данных обстоятельствах в больницу или к другому врачу он обратиться не мог. Значит, оставалось только сделать все самому — с помощью Сокорро.
Он сел перед зеркалом, чувствуя, как от слабости кружится голова, и велел Сокорро принести медицинскую сумку. Он достал хирургические иглы, шелковую нитку и препарат для местной анестезии — лодокаин. Затем объяснил Сокорро, что каждый из них должен делать. Она, по обыкновению, лишь время от времени произносила: “Si!” или: “Esta bien!”[18]
Затем Баудельо начал вкалывать лодокаин по краям раны.Вся процедура заняла почти два часа, и, несмотря на местную анестезию, боль была жуткая. Баудельо несколько раз едва не терял сознание. Рука у него то и дело вздрагивала, отчего швы получились неровные. Осложняло дело и то, что ему приходилось работать, глядя в зеркало. Сокорро подавала ему то, что он просил, и, когда он был на грани обморока, помогала прийти в себя. Он все-таки выдержал до конца, и хотя шов получился плохой и Баудельо понимал, что останется шрам, он не сомневался, что рана заживет.
Когда с этим было покончено, Баудельо, зная, что самая трудная часть задания еще впереди и ему необходимо отдохнуть, принял двести миллиграммов секонала и заснул.
Глава 3
Около 11.50 в гостиной квартиры в Порт-Кредите Гарри Партридж включил телевизор и поймал станцию “Буффало” — филиал Си-би-эй в штате Нью-Йорк. Передачи “Буффало” отлично принимались в районе Торонто — телеволны, не встречая помех, пересекали пространство всего в шестьдесят миль над озером Онтарио.
Вивиен куда-то ушла и должна была вернуться не раньше обеда.
Из дневного выпуска новостей Партридж надеялся узнать о последствиях вчерашней аварии самолета “Маскигон эйрлайнз” в далласском аэропорту Форт-Уорт. В 11.55, когда в программу “врезался” специальный выпуск Си-би-эй, Партридж сидел у телевизора.
Как и все остальные телезрители, он был глубоко потрясен и взволнован услышанным. Неужели это правда или просто какое-то чудовищное недоразумение? Но он знал по опыту, что Си-би-эй не выпустит информацию, не проверив факты.
Он вглядывался в лицо Дона Кеттеринга и вслушивался в его слова. Партриджа охватила тревога за Джессику. К этому чувству примешивались сострадание и жалость к Кроуфорду Слоуну.
Ему сразу стало ясно: отпуск закончился, не успев начаться.
Поэтому он не удивился, когда минут через сорок пять раздался телефонный звонок и его попросили прибыть в штаб-квартиру телестанции Си-би-эй в Нью-Йорке. Удивило его лишь то, что просьба исходила от Кроуфорда Слоуна.
По голосу Партридж понял, что Слоун — на грани срыва. После первых малозначащих фраз Слоун сказал:
— Гарри, без тебя мне никак не обойтись. Лэс и Чак набирают команду, которая будет работать на двух уровнях — ежедневный эфир и тщательное расследование. Они спросили, кого бы я хотел видеть в качестве руководителя группы. Я ответил, что кандидатура только одна — ты.
Партридж почувствовал, что никогда еще — а они со Слоуном знали друг друга много лет, — они не были так близки, как в эту минуту.
— Держись, Кроуф. Вылетаю ближайшим рейсом.
— Спасибо, Гарри. Можешь назвать людей, с которыми бы ты хотел работать?
— Да. Достаньте из-под земли Риту Эбрамс — она где-то в Миннесоте — и попросите приехать Минь Ван Каня.
— Если их еще не будет к твоему приезду, они появятся чуть позже. Кого-нибудь еще?
Подумав, Партридж сказал:
— Мне нужен Тедди Купер из Лондона.
— Купер? — В голосе Слоуна прозвучало недоумение, потом он вспомнил. — Это тот, что занимался расследованием в нашем отделении?
— Верно.
Тедди Купер, двадцатипятилетний англичанин, из тех, кого на его родине снобы именуют “выходцами из кирпичных университетов”, был в то же время жизнерадостным кокни, который мог с успехом пройти на роль в фильме “Я и моя девушка”. По мнению Партриджа, он умел гениально превратить обычную поисковую работу в детективное расследование, из которого делал проницательные умозаключения.