Он посмотрел на часы, зафиксировал время, точно отметил тридцать минут и прибавил еще три для вежливости. Потом побежал в ванную, проверить, чисто ли выбрит, потом в комнату к шкафу, решить, что одеть, потом опять в ванную за туалетной водой, потом опять в комнату за «приличными» очками, потом на кухню - посмотреть, на месте ли купленные вчера в перерыве какие-то необыкновенные голландские цукаты и голубой ликер «Кюрасо».
Вкусности оказались на месте, туалетная вода уже во второй раз за сегодняшний день использована по назначению, пропущенной щетины обнаружено не было, а костюм, продуманный до мелочей - светло-серый свитер, мягкие темно-серые брюки и носки тоже светло-серые, но тоном выше, - приготовленный еще несколько дней назад - смотрелся отлично. Платонов взглянул на часы - до назначенного срока оставалось еще двадцать шесть минут.
Можно было бы попытаться сгонять в киоск за углом, купить Анастасии цветы, но тут возникали две проблемы. Он не знал, какие она любит, а хотелось не ошибиться. По его мнению, соседка принадлежала к той породе женщин, которые за любые цветы будут, конечно, признательны, как за знак внимания, но получать такие подарки для них дело привычное. И поразить их можно было только точным попаданием в их вкус или чем-то красивым и необычным одновременно. А хотелось поразить.
Вторая проблема - для выхода на улицу нужно было опять переодеваться, потому что за эти двести метров туда и обратно можно было забрызгать брюки, а времени чистить их уже совсем тогда не останется. Да и в своих талантах разглядеть все пятна и пятнышки грязи и тщательно избавиться от них Владимир Павлович сильно сомневался. Он потому и выбрал мягкие штаны и свитер, что не верил, что сможет хорошо выгладить рубашку и классические брюки.
В общем, надо было куда-то деть минут двадцать пять, и Платонов решил было опять взяться за Тютчева, но неожиданно вспомнил, что у него было какое-то более важное дело, но вот какое?
Он вернулся в коридор, остановился у двери и вспомнил, что когда входил, что-то было у него в руках. А когда вспомнил что - изумился. Он, Владимир Павлович Платонов, получил несомненно важный документ, касающийся бесспорно интересного содержимого его шкатулки, и не только забыл об этом, но и. А куда, собственно, он его дел?
Несколько минут ушло на поиски, и обнаружились бумаги в комнате, под креслом, на которое Владимир Павлович бросил халат и майку, снятые им, чтобы переодеться в «парадное». Очевидно, они упали туда, сдвинутые с места волной воздуха, когда Платонов бросил на кресло домашнюю одежду. И упали удачно, если бы угол конверта не торчал из-под кресла, найти его можно было бы только в следующую субботу, когда проводилась уборка. Искать бумаги именно под креслом Владимир Павлович начал бы в последнюю очередь.
Он надел очки, внимательно осмотрел конверт. Сравнить почерк с пометками на книге «Код да Винчи» не представлялось возможным, поскольку, как он помнил, все они были просто галочками на полях. Там - карандаш, тут - чернила. Так что почерк ничего не дает.
Сам конверт довольно потрепанный, видимо, содержимое пролежало здесь не один месяц, а может, и год. Почерк в надписи ровный, принадлежит человеку, который привык много писать от руки. Девяносто девять процентов из ста, что это тот самый конверт, который должна была показать ему старуха Лерина в день своей гибели, потому что Руслан имя не очень частое, а в сочетании с Нюсей и тетрадкой, отданной этому Руслану, вероятность любого другого варианта исключена.
Платонов временно отложил в сторону вопрос о том, каким образом конверт спасся из огня и что за человек передал его Анастасии. Он надеялся, что бумаги внутри помогут найти ответ на эти вопросы.
Конверт был открыт, а не разорван с одной стороны, и, похоже, никогда и не заклеивался. Владимир Павлович достал бумаги. Это был один вчетверо сложенный лист рыхлой бумаги голубоватого цвета, что свидетельствовало о том, что изготовили ее на рубеже восем- надцатого-девятнадцатого века, покрытый рукописными строчками, исполненными почерком того же времени. Письмо? Расписка? Подорожная? От многократного разворачивания лист на сгибах потерся и в некоторых местах совершенно обветшал, видно было, что текст в значительной мере утрачен.
Платонов развернул документ и попытался прочитать его:
«Я, Яков Валериани сын Иванов, дворянин Брянского уезда Орловской губернии,
выполняя волю покойного отца моего и деда, тридцать лет тщился хранить некий ларец и ключ от него. дом в городе Гамбурге двести лет тому назад.
Сей ларец содержит в себе многоценный вклад, могущий отверзнуть путь к великим бедам и напастям не токмо для. но и для иных государств, и, не будучи уверенным в воздержности на язык домашних моих, я хотел и вовсе его истребить, но ведаю, что избавление и освобождение от сей прискорбности не в моей власти и силе.
Ныне, 21 Генваря 1811 года я, с великим прилежанием рассудив,