Вечерний круг

— Вот именно, — неожиданно подвёл итог Фёдор Кузьмич и снова пристукнул ладонью по столу. — Именно работать. Вот ты, Лосев, сейчас и поезжай в парк.

— Всё, милые мои. Оперативка закончена. Как наш генерал говорит: «В бой!»

Но в его устах этот энергичный призыв прозвучал как-то буднично.

Откаленко собрался ехать в отделение милиции, на территории которого произошла квартирная кража, сразу, как только закончилась оперативка. Но ему повезло. В коридоре управления он неожиданно встретил Костю Красильщикова.

— Вы почему решили, что записку оставили те же самые, кто потом квартиру ограбил? — прежде всего поинтересовался он.

— Адреса, понимаешь, больно похожи, — объяснил Красильщиков, вытирая цветным платком красную, потную шею. — Там Первый строительный проезд, тут Второй строительный, и номер дома одинаковый. Да и время совпадает. Из одной квартиры вылезли и сразу в другую влезли.

— А номера квартир совпадают?

— Квартир — нет, — виновато ответил Красильщиков. — Но зато этаж один, шестой.

Он раскрыл папку, которую только что достал из сейфа, и, перебрав немногие бумаги, вытащил одну и протянул Игорю.

— Вот эта записка, гляди.

Игорь рассмотрел записку с обычным, неторопливым вниманием. Очень важная это была улика. И несла она в себе немало информации, надо было только суметь её извлечь. Текст записки гласил: «Извини. Ошиблись адресом. Бедно живёшь». Особенности так называемой письменной речи здесь свидетельствовали, во-первых, о некоем всё же культурном уровне автора, в пределах, скажем, средней школы, во-вторых, о свойственной ему браваде, наглости и некоей безбоязненности, присущей скорей всего неопытности. Значит, наряду с опытными преступниками — ведь кража совершена была вполне квалифицированно, да и наличие нагана об этом свидетельствовало, — в группе был и новичок. Вероятно, на это обратил внимание и Красильщиков, он был опытный сыщик.

Но спросил Откаленко прежде всего о другом:

— Отпечатки пальцев дали чего-нибудь? Мы вчера эксперту особо на это указали.

— Ничего не дали, — досадливо махнул рукой Красильщиков. — Не оказалось годных для идентификации.

Игорь уже обратил внимание на бумагу.

— Так, с отпечатками ясно, — согласился он.

И снова вернулся к записке. Почерк. Никуда не ушёл от школьного, даже что-то тут потеряно. Рука огрубела, отвыкла писать, привыкла к другой работе. Но вот записку эту написать потянуло. Наглец всё-таки.

Следующий пункт — бумага. Листок вырван из блокнота. Бумага тёмная, волокнистая. Блокнот с такой бумагой сейчас вряд ли купишь в Москве. Где же такие продают? Это можно будет установить. И это тоже тянет к приезжим. Виталий, кажется, угадал. Между прочим, блокнотами сейчас редко пользуются. А у парня в кармане блокнот. Но писать он не привык, у него явно другая работа. Зачем тогда блокнот? Это тоже связано с его работой? Записки пишет, заметки делает, расписки даёт, работа с этим связана? На большом заводе? В мастерской? За рулём? Привычно нанизывались мысли, тянулась логическая ниточка, не рвалась.

Игорь снова повертел в руках записку. А парень-то, видимо, пользуется блокнотом часто. Записка написана уже на последнем листке. На обороте виден еле заметный штампик, не печатный даже, а как бы чернильный. Штампик фабрики-изготовителя, не иначе. Разобрать его невозможно. Этим должен будет заняться эксперт.

Кажется, дорого обойдётся тому парню его наглая выходка. Но пока что он и его сообщники гуляли на свободе и тот проклятый наган с ними. Игорю была уже знакома эта вечная нервная напряжённость, когда где-то «ходит» оружие, это гложущее чувство почти личной ответственности и вины, и ожидание, непрестанное ожидание какого-нибудь несчастья.

— А как с гильзой? — спросил Красильщиков. — Светит тут нам что-нибудь?

— Рано пока говорить.

— Здорово всё-таки, что ты на неё наткнулся. И чего тебя под диван потянуло?

— Думал, может, фигурка какая закатилась, столик-то рядом опрокинут был.

— А диван, между прочим, старинный, ты обратил внимание? Красивый диван, — мечтательно произнёс Красильщиков, закуривая.

— Старинный, — подтвердил Игорь. — Всё там старинное. Кто хозяин-то? С ним ты, кажется, говорил?

— Я. И следователь тоже. Он инженер. Старина эта от отца ему досталась. Собиратель старик был, коллекционер.

— А кто, по его мнению, подвод мог дать, кто с его коллекцией знаком, ты спросил?

— А как же! Это, говорит, подумать надо. Рассудительный такой мужик, между прочим, выдержанный. Я и решил, пусть, мол, на своём диванчике посидит, подумает. Благо не унесли его, диван этот. — Красильщиков хохотнул.