Читаем Вечерний лабиринт полностью

– Ты-то куда?! – взъелась на него Валя.

– Мне за сигаретами надо, и вообще, что я дома сидеть обязан. – Он слил в стакан остатки пива и жадно выпил.

Валя поджала губы и промолчала.

– Значит, – сказал Коля, – в таком случае, до свидания.

– До свидания, – сказала Валя, – может, теперь и не увидимся больше, дай-ка я тебя поцелую на прощание…

– Да он вечером уезжает, – вмешался Федя, – еще успеешь двадцать раз попрощаться.

Валя расцеловала Колю в обе щеки и прослезилась.

– Ну не надо, не надо, – сказал Коля жалобно, – чего там.

Они вышли во двор, как уже давно не выходили, рядом, вместе, довольные друг другом. Федя придержал дверь, пропуская Колю, и гордо огляделся по сторонам.

Орали дети, полоскалось белье на ветру, в беседке скучало молодое поколение допризывного возраста.

– Ты кому-нибудь говорил? – спросил Федя.

– Нет, – покачал головой Коля. – Вы первые.

Федя удовлетворенно кивнул.

– Понял. Я в тебе никогда не сомневался. Ты настоящий друг.

– Спасибо, – сказал Коля.

– Не за что. Лучше пошли.

– Куда?

– К тебе, – сказал Федя. – Будем собираться.

Он деловито взял Колю под руку и потащил через двор к противоположному дому.

– Коля!

Коля растерянно оглянулся. Из открытого окна третьего этажа махала рукой Валя. Для простого, будничного воскресенья это было более чем необычно. В ответ Коля слабо махнул рукой и смутился. Он уже чувствовал, как внимание двора неотвратимо сосредотачивается на нем.

– А тебе уезжать не жалко? – покосившись на Валю, спросил Федя. – Все-таки столько лет здесь жил. Прижился, можно сказать, и вот на тебе, адью, съехал. А?

Коля опустошенно посмотрел на Федю, потом на вереницу развешенных пододеяльников, на беседку, на галдящих в песочнице детей и неопределенно пожал плечами:

– Не знаю. Как-то сразу не разберешься.

– Это просто ты еще не понял, не прочувствовал, – изрек Федя. – А когда поймешь, прочувствуешь. – Он задумался на мгновение, потом решительно сплюнул. – Хотя, конечно, Дальний Восток, с другой стороны – новая жизнь и все такое… Ты уже, наверно, весь там, в делах, в заботах. Везет же тебе. Я даже завидую. Веришь? Никогда тебе не завидовал, а теперь завидую. Ну и дела.

Они неумолимо приближались к подъезду, рядом с которым грелись на лавочке старухи и сидела Татьяна Иванна, мать Натальи. Сидела прямо и неподвижно, словно в фотоателье, когда фотографируют на паспорт.

– Ну чего? Испугался? – Федя дернул за рукав остановившегося Колю и потащил его дальше, упрямо и прямо к подъезду. – Ничего, пусть знают наших, пошли, со мной не пропадешь.

Старухи уже давно с любопытством смотрели на них, а Татьяна Иванна давно делала вид, что не смотрит.

– Здрасте, наше вам, люди добрые, – Федя отвесил поклон старухам и Татьяне Иванне персонально.

– Здрасте, здрасте, – закивали старухи.

Татьяна Иванна только кивнула. Ее холодность Федя решительно проигнорировал.

– Слыхали, бабули? – Он хлопнул Колю по плечу. – Слыхали, что наш Коля выкинул? А? Не ведаете? Сейчас опупеете!

– Не трепи! – возмутился Коля. – Помолчи, слышь!

– А чего? Чего такого? – обиделся Федя. – Сказать нельзя? Тоже мне. Всё равно узнают.

Татьяна Иванна окинула их быстрым взглядом, напряглась, привстала:

– Чего это он еще выкинул?!

Федя расхохотался:

– Во, видишь, уже интересуются.

– Опять?! – Татьяна Иванна рванулась к Коле и вцепилась в него мертвой хваткой. – Когда же ты успел, погубец! Когда?! Я ж из тебя все потроха вытряхну!

– Да нет, Татьяна Иванна! Не ходил я! Не ходил! – отбивался Коля. – Да постойте вы, черт побери!

Татьяна Иванна неуверенно отступила.

– Уезжаю я, – тяжело дыша, сказал Коля. – Уезжаю! Понятно?

– Куда это ты уезжаешь?.. Ты что мне зубы заговариваешь, охальник?!

– Он правда уезжает, – вступился Федя, с трудом сдерживая смех. – Друг его позвал. На Дальний Восток. К океану.

Татьяна Иванна ошарашенно посмотрела на Колю, потом на Федю:

– Уезжает?..

– Ну!.. – сказал Коля, пытаясь застегнуть дрожащими руками рубашку. – А вы набросились сразу… Как будто у меня дел других нет, как к вашей Наталье бегать. – И сам же покраснел и отвел глаза.

Татьяна Иванна тяжело опустилась на лавку.

– Значит, уезжаешь. Дел других нет. Ну что ж, туда тебе и дорога. Давно пора. Надоел, сил нет. А то пристал, как банный лист, никак не отлепится. Вот и уезжай! И то лучше, чем без дела болтаться! Без тебя только спокойнее будет! Уезжай, скатертью дорога! – Она нервно поднялась. – Тьфу! Чтоб глаза мои тебя больше не видели! – И пошла через двор, расталкивая задубевшие простыни и пододеяльники.

– Страшная женщина, – сказал Федя. – Просто террорист какой-то.

– Далече едешь? – спросила одна из старух у Феди.

– Чего?.. – не понял Федя.

– Едешь, говорю, далече? – повторила старуха.

– Да не я еду! – разозлился Федя. – Он едет!

Коля скорбно опустил голову.

– Далече? – спросила старуха у Коли.

– Далече, – сказал Коля.

– На океян, говоришь? – спросила другая.

– На океян.

– За рыбой, что ли?

– За рыбой.

– Это дело, – сказала старуха. – Рыба нужна. Что нужно, то нужно.

– А это где ж, океян? – спросила другая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов
Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов

В сборник вошли три пьесы Бернарда Шоу. Среди них самая знаменитая – «Пигмалион» (1912), по которой снято множество фильмов и поставлен легендарный бродвейский мюзикл «Моя прекрасная леди». В основе сюжета – древнегреческий миф о том, как скульптор старается оживить созданную им прекрасную статую. А герой пьесы Шоу из простой цветочницы за 6 месяцев пытается сделать утонченную аристократку. «Пигмалион» – это насмешка над поклонниками «голубой крови»… каждая моя пьеса была камнем, который я бросал в окна викторианского благополучия», – говорил Шоу. В 1977 г. по этой пьесе был поставлен фильм-балет с Е. Максимовой и М. Лиепой. «Пигмалион» и сейчас с успехом идет в театрах всего мира.Также в издание включены пьеса «Кандида» (1895) – о том непонятном и загадочном, не поддающемся рациональному объяснению, за что женщина может любить мужчину; и «Смуглая леди сонетов» (1910) – своеобразная инсценировка скрытого сюжета шекспировских сонетов.

Бернард Шоу

Драматургия
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Няка
Няка

Нерадивая журналистка Зина Рыкова зарабатывает на жизнь «информационным» бизнесом – шантажом, продажей компромата и сводничеством. Пытаясь избавиться от нагулянного жирка, она покупает абонемент в фешенебельный спортклуб. Там у нее на глазах умирает наследница миллионного состояния Ульяна Кибильдит. Причина смерти более чем подозрительна: Ульяна, ярая противница фармы, принимала несертифицированную микстуру для похудения! Кто и под каким предлогом заставил девушку пить эту отраву? Персональный тренер? Брошенный муж? Высокопоставленный поклонник? А, может, один из членов клуба – загадочный молчун в черном?Чтобы докопаться до истины, Зине придется пройти «инновационную» программу похудения, помочь забеременеть экс-жене своего бывшего мужа, заработать шантажом кругленькую сумму, дважды выскочить замуж и чудом избежать смерти.

Лена Кленова , Таня Танк

Детективы / Иронический детектив, дамский детективный роман / Драматургия / Самиздат, сетевая литература / Иронические детективы / Пьесы