Вечерний свет

Но тут такое дело: у самого фараона тоже была дочь. И при всей своей кровожадности он не мог одобрить, когда папаша проливает родную кровь. Это показалось ему несколько чересчур мерзким. К тому же Абидос ничего не мог добиться. Вот фараон и приказал приковать его цепями к стене и несколько дней обходиться с ним так же, как раньше обходились с его дочкой. Потом к его ногам швырнули голову несчастной. То, что произошло дальше, было наитием свыше, не иначе.

Отца заставили пить кровь и пожирать плоть собственной дочери. А когда он доел и допил, ему проткнули сердце.

Ясное дело, он издох – но не до конца. Потому что давно уже стал равнодушен к любой людской боли, к горю и к страданию, он ведь проклял себя во веки вечные, поэтому в нем не осталось ничего человеческого и после смерти. Встал он и зашагал по грязи и по пескам. Внутри у него не было ничего, кроме неутолимого желания заражать всякого, к кому он прикоснется, тем самым злом, которое он воплощал. Так фараон обрел секрет вечной жизни.

На горизонте появилось облако пыли.

– Фургон? – предположил Док.

– Скорее, всадники, – возразил Сэм. – Эта пыль – добрая весть. Давно пора!

Он думал о собственной дочери, о жене, о далеком Луисвилле. Он стыдился своей собственной измены: она, ясное дело, в подметки не годилась тому, что натворил Абидос, но от этого не переставала быть изменой. Угораздило же его заделаться правительственным агентом на индейских землях!

– Его называли Ка, – продолжил Док. – По-египетски это обозначает то ли жизненную силу, то ли душу, во всяком случае что-то в этом роде. По этой части Бей почему-то темнил. Но, думаю, Ка не просто так восстал из мертвых. Он увлек за собой целую армию мертвецов, исполнившую завет фараона.

Лошади заржали. Сэм покрутил головой, но не увидел ничего, кроме приземистых глинобитных домишек и четырехугольного двора, на котором за два истекших дня многие приняли свою вторую смерть. Все вокруг дышало жаром, было окутано пылью, и только синие горы вдали манили прохладой и чистотой.

– И все-таки не пойму я, Док, – подал голос Чанк. – Египет этот невесть где, так ведь? Даже если твой Бей говорил святую правду, как они сюда-то добрались? Прямо сюда, в резервацию апачей? Усек, о чем я?

Док пожал плечами и опять хлебнул виски.

– Куда только не доберется зло за многие столетия, Чанк! Расстояние ему нипочем.

События подтвердили его правоту. Сэм тоже оказался прав.

К ним действительно приближалась кавалерия, только бывшая: шесть десятков всадников, в чьи ряды после короткой стычки затесались апачи. Солдаты и апачи Белых гор, все до одного пешие и мертвы-мертвешеньки.

А вот Чанк ошибся: патронов оказалось в обрез.

пер. А. Кабалкин

Брайен Джеймс Фримен Мгновенная вечность

В жизни нет места для слишком длительной скорби.

Но то, что сейчас, – вне жизни, вне времени, —

Мгновенная вечность зла и кривды.

Т. С. Эллиот «Убийство в соборе»

Когда Стивен увидел в дверном проеме разваливающегося дома девчонку, он принял ее за свою дочь. Каким образом она здесь очутилась?

Бессмыслица какая-то! Ребекка находилась дома, в безопасности, на другом конце света, далеко от этой раздираемой войной пустыни. Она не летела за тридевять земель на военном транспортном лайнере, который, казалось, никогда не приземлится, не моталась по отелям Зеленой зоны, не тряслась в белых вертолетах ООН, не охотилась за сюжетами, годными для новостных репортажей.

Мысль была странная, от нее хотелось отмахнуться, как от бреда. Даже то, что кто-то способен за ними следить, противоречило здравому смыслу.

В этом брошенном городишке никому не полагалось находиться. Группа репортеров, фотографов и телеоператоров с охраной, все в бумажных масках, розданных сотрудниками по связи с прессой миссии ООН, скоро должна была отсюда убраться. Когда вертолеты совершали предварительный облет зоны, здесь не было никаких гражданских лиц, так откуда они могли взяться теперь? Жить здесь могли бы разве что сумасшедшие или больные. Редкие местные жители, забредавшие в долину, назвали это место «ладонями дьявола». Любому, кто здесь задержится, несдобровать, твердили они.

Стивен держал камеру наготове, чтобы успеть сделать выигрышный кадр, на который у него могли быть считаные секунды. Рядом находился Рик Макдафф, репортер, отправленный на это задание вместе с ним. Вдвоем они, отстав от группы, тихо переговаривались, обсуждая любопытные моменты и ракурсы, которые могут проглядеть остальные.

Рик обладал экстраординарным мастерством завладевать вниманием читателя. Его карьера началась еще во Вьетнаме, и с тех пор ему все было нипочем. Стивен мечтал стать таким же, но он был всего лишь фотографом-самоучкой, впервые отлучившимся из родного города. Где ему выносить ужасные сцены с хладнокровием Рика!