Вечерний звон

ДИАЛОГ ВЕНЕРЫ С АФРОДИТОЙ В ЧЕСТЬ 90-ЛЕТИЯ ЭФРАИМА ИЛЬИНА

ВЕНЕРА. Хотя мы выглядим печально…
АФРОДИТА. Красотки были изначально.
ВЕНЕРА. Мы, вечной женственности ради.
АФРОДИТА. Короче говоря, мы бляди…
ВЕНЕРА. Мы – современницы Гомера.
А. Я – Афродита, ты – Венера.
B. От лет прошедших Афродита похожа на гермафродита.
А. А ты по старости, Венера,
сама – точь-в-точь скульптура хера.
B. У нас для ссоры нет причин…
А. Мы знали тысячи мужчин!
B. Царь Александр Македонский…
А. И Буцефал!
B. Забудь про конский.
А. А император был…
B. Траян!
А. Потом еврей…
B. МошеДаян.
А. Да, одноглазый. И французов
он победил…
B. То был Кутузов.
А. Еще был как-то царь Мидас…
B. Ну, тот был чистый пидорас!
А. А Бонапарт?!
B. Хоть ростом мал -
ложась, он сабли не снимал.
А. А древний грек -
слепой Гомер…
B. Так он как раз на мне помер!
А. А короли! Филипп, Луи…
B. Совсем ничтожные хуй.
А. Маркс, Энгельс – помнишь их, подруга?
B. Ну, эти два ебли друг друга.
А. У нас и Ленин побывал…
B. Меня он Надей называл.
А. А посмотри на век назад -
к нам заходил маркиз де Сад!
B. О нем я помнить не хочу,
пришлось потом идти к врачу.
А. Писатель Горький был прелестник…
B. Ебясь, орал, как буревестник.
А. И Евтушенко нас любил…
B. Он сам изрядной блядью был.
А. А Троцкий?!
В. Снял презерватив
и убежал, не заплатив.
А. А помнишь – был еще один
весьма некрупный господин?
B. Француз по тонкости манер…
А. А вынимал – еврейский хер!
B. Был у него такой обрез…
А. Его макал он в майонез.
В. Здесь темновато, нет огня,
не растревоживай меня.
Мне с ним постель казалась раем…
А. Да, это был Ильин Эфраим!
B. Теперь уже мы с ним не ляжем…
А. Давай, подруга, вместе скажем.

Говорят хором:

Мы сегодня выбираем -
добровольно и всерьез -
лишь тебя, Ильин Эфраим,
воплощеньем наших грез.
Мы с тобой – как две медали
в честь ночной любовной тьмы,
мы тебе бы снова дали,
только старенькие мы.

С воодушевлением, обращаясь ко всем:

Это здесь с душой открытой
выступали для приятства -
мы, Венера с Афродитой,
покровительницы блядства.

А заканчивая эту краткую главу, я не могу не выразить надежду, что еще немало будет в жизни юбилеев, годовщин и дней рождения. Пишите панегирики друзьям! Ведь если мы не будем восхвалять друг друга, то никто это не сделает за нас.

Сезон облетевшей листвы

Когда я наконец закончу эту книжку – сяду за любовные романы. Я уже начало сочинил для первого из них: «Аглая вошла в комнату, и через пять минут ее прельстительные кудри разметались по батистовой подушке».

Правда же, красиво? Хоть и слабже, несомненно, чем какой-то автор написал о том же самом: там герой в порыве страсти – «целовал губами щеки на ее лице». Но я и до такого постепенно дорасту. Вот именно поэтому ничуть не удручаюсь я и не тоскую от моей наставшей старости. Поскольку, как известно всем и каждому, у старости есть две главнейшие печали: отсутствие занятия, которому хотелось бы отдать себя на все оставшееся время, и томительное ощущение своей ненужности для человечества.