Вечерник

Воспринимаю Тору, как рисунок,
начертанный на этом берегу,
вступаю в воду я, совсем ребенок,
молюсь от страха, плачу и плыву.

Когда я сердцем трезвым голодаю,

воды я пью холодной из реки,
я маленькие волны враз глотаю,
большие понемногу, как грехи.

Я начинаю чувствовать дорогу,

я буквы вынимаю из воды,
я их располагаю очень строго,
наоборот, как камни из стены.

Слова вздымаются крутым порогом,

я руки расставляю и лечу,
хочу, вздымаюсь, высоко и много,
и от любви я бешеной кричу.

И постепенно исчезает тело,

я забываю запах и тоску,
душа становится надменно белой,
и свет безмерный тянется к виску.

Квадрат окна я вспоминаю в зале,

хочу я к вечности припасть в ночи,
но темнота напоминает жало,
оно вонзается, и ты кричишь.

Я ничего уже не различаю,

и слов я никаких не говорю,
одно наверняка я понимаю,
до неба я, наверно, долечу.

Но вот я будто в дикой карусели,

слипаются все лица на пути,
желания, как звезды, отлетели,
луна и солнце, люди – позади.

Хромаю отвлеченно, как Иаков,

как Исаак, я слепну на ходу,
как Авраам, я обручаюсь браком
с сестрою Саррой на своем веку.

Вручат скрижали мне, как Моисею,

как Аарон в священниках гряду,
как Иисус Навuн я ночь развею,
царя, как Самуил я умащу.

И, как Давид, врагов не пожалею,

и Храм я, как конструктор, соберу,
медведица придет, как к Елисею,
как Соломон, я мудрость испрошу.

Я, как Эсфирь, пожертвую любовью,

как Илия, живым я вознесусь,
потом, как Ездра, Храм второй построю,
на части, как Исайя, распадусь.

И Бога испугаюсь, как заразы,

я, как Иона, Слово не пойму,
когда меня кит выплюнет, как пазлы,
я в Ниневию, как пророк войду.

Я на излете мысли обмирая,

в Великое Собрание войду,
проголосую за рецепты рая,
и жажду свою в Мишне опишу.

ТаНах святой составлю на постое,

и книги эти в Библию внесу,
и лишь тогда познаю я иное,
когда я с Богом в диалог вступлю.

Я расскажу о том, как я ничтожен,

как я от святости всегда бегу,
мне страх перед людьми всего дороже,
себя я, к сожаленью, берегу.

Томлюсь, тревожусь я, не постигаю,

ломаются все мускулы лица,
наверняка я ничего не знаю,
я требую защиты у Отца.

Но почему меня Бог не заметит,

но почему меня не защитит;
меня прощением сегодня встретит,
и звуком правды здесь благословит.

Я умоляю обо всем и сразу,

прошу я сердце освятить в груди,
и душу мою склеить, будто вазу,
разбитую движением руки.

И вот себя я выверну наружу,

все тверди внутренние распущу,
покаюсь я до дрожи, и как стужу,
внутрь темени и сердца запущу.

От Бога мне ведь надо очень мало,

прошу меня Его лишь пожалеть,
помазаться, благословиться мало,
меня от ада надо устеречь.

Я время, как колодец понимаю,

к нему иду, как караван в степи,
я у воды от жажды умираю,
испытываю счастье от тоски.

Натужившись, я взламываю совесть,

я выжигаю, как огнем грехи,
мир человеческий я превращаю в пролежнь,
я мысли комкаю, как из фольги.

Невидимо я бухнусь на колени,

разворошу все чувства, как листву,
внутрь самых внутренних своих борений,
я запущу раскаянья слезу.

Когда я ни на что уж не надеюсь,

взывая к милосердному Отцу,
я так перед собой в себе откроюсь,
что вмиг пространства выпью на духу.

Откроются все органы и чувства,

все усложняется во мне, как свет,
останется лишь вера безыскусна,
тверда, естественна, как Божий жест.

2004