- Поедем снова ко мне, - тихо говорю тебе. - Пусть сегодня у нас с тобой будет что-то важное, очень важное и необычное, чтобы этот день запомнился навсегда.
И мы опять уезжаем. И такси летит через мост над железной дорогой, через Академгородок и бесконечную плотину, мимо парка, мимо кладбища...
Вот мы и снова дома.
Аппарат фотографирует нас автоспуском, вспышка заливает светом утреннюю комнату, где в воздухе еще реют видения корабля, плывущего в королевство Корнуолл сквозь время и вечность.
И ты садишься поиграть мне твою нежную плавную музыка на моем старом рояле.
Из своей комнаты нам навстречу выходит бабушка. Ей нелегко идти, она садится на диван, глотает таблетку.
- Ты в храм? Ну да, праздник... Сколько лет я там не бывал с тобой... Но что-то в этом было...Чего нигде нет и не бывает.
- Конечно, не бывает. Я пойду. А вы - будьте счастливы друг с другом.
- А если мы Вас проводим? - спросила ты вдруг у нее и вопросительно посмотрела на меня.
- А почему бы и нет? Может быть, это нам и нужно...
Река шумит за стеной храма. Мы с тобой придерживаем Бабушку под руки, она поднимает взгляд к иконе над входом и беззвучно шепчет молитву. Потом просит тебя повязать голову, и отдаю тебе для этого свой шарф.
Входим в каменные белые ворота, идем мимо маленького сада по узкой дорожке, такой знакомой с детства, такой забытой...
Бабушка просит пожертвовать нищим. Подаем с тобой деньги в протянутые руки, в кепки, лежащие на ступенях.
- Благослови вас Господь, добрые люди, - говорят нищие и крестятся.
Звучит литургический хор, словно из надземных миров, куда три века назад ушла прежняя Святая Русь и оставила лишь свое непостижимое отражение невидимым Градом Китежем в водах озера Светлояр...
В полутьме Храма горят свечи. Их становится все больше и больше.
Оставляю тебя рядом с Бабушкой и медленно иду к алтарю, к золотистому свечению и эху, плывущему ввысь под своды куполов.
Высшая Сила...И люди Ей бросают вызов всем своим нелепым самодерзновением... Теомания, безумная жажда самому стать богом вместо Бога, самому все решать в своей жизни, самому ставить себе цели и определять ценности... Зачем?
Он судит нас и милует. Высший Разум... Он установил Закон воздаяния... И Он же ведет нас к свободе. И Он дал мне эту женщину, и Он волен снова оставить меня без нее, если это поведет к большему благу для всех... Что было с Давидом после встречи с Вирсавией? То же, что со мной сейчас... И ведь все устроилось к лучшему. Надо признать вину. Лишь признать вину. И тогда все простится и все устроится... Да, признаю.
И никакой вины больше нет. И Любовь Неба выше Закона расплаты.
Вечная Любовь.
Что же это напоминает? Белые сны прозрачных весен пятого года жизни на Земле, сны, словно чудесные воспоминания о чем-то пред-земном... Андрей Рублев, забрызганный белой известью, в просветленной задумчивости читает по памяти маленькой девочке-княжне "Любовь долготерпит, любовь не надмевается..", а та просто смеется от радости, ничего не понимает и брызгает на него молоком из глиняного кувшина. Вокруг - белые стены только что побеленного храма, где еще нет никакой росписи. В воздухе медленно парит белый пух.
Словно в предчувствии Небесной России, ангельской страны будущего...
Человек способен увидеть в других людях только проекцию своих собственных грехов.
Но если он их не совершал в реальности?
Это значит лишь одно: он совершил их в своем воображении, тайно, внутренне, и готов их совершить явно, внешне. Но саму эту готовность усиленно вытесняет, выталкивает в подсознание, сублимирует, рационализирует, проецирует на других людей. Фрейд знал, о чем говорил...
А здесь, в церкви, одни люди-дети приходят каяться только лишь в своих явных, личных грехах, перед другими людьми-детьми, прошедшими рукоположение в священство, как это теперь принято - это снова детская, наивная попытка обмануть ангелов правосудия: человек в воображении своем, быть может, угробил всю Землю в атомной войне, а будет каяться в том, что украл три рубля.
И это совсем не евангельское "Будьте как дети". Это земной инфантилизм.
А после трех некаявшихся поколений четвертому остается или вымирать и вырождаться, или начать всеохватное покаяние в родовых грехах всех ушедших поколений, а не только в личных, явных и вытесненных.
Лишь так и наступит Эпоха Света, она не придет сама, механически, как это представляется с точки зрения космических доктрин вроде астрологии или теософии. Но когда она придет, все, не приготовившие себя к ней покаянием, не смогут перенести этот Свет. Он их сожжет.
А что такое грех? Это все, что уменьшает в человеке Вечную Любовь.
А добродетель? Все, что увеличивает.
И что такое Церковь? Это не социальный институт. Это единство всех святых Неба, вошедших в Вечную Любовь, и - стремящихся к Вечной Любви на Земле, каких бы конфессий ни придерживались они.
После Фрейда, после мировых войн, после концлагерей христианство изменится полностью и станет Вечной Любовью.
И не стану ждать, пока социум дозреет до этого.