Вечная мерзлота

Он встал и сделал шаг, как будто собрался идти. Там была стена, Сан Саныч потрогал ее рукой, выше какое-то ненормальное окно, до которого не достать. Он развернулся, сделал четыре небольших шага, потрогал холодный металл двери. Это было издевательство! Человека нельзя запирать просто так… – сердце начинало взволнованно биться. Нет-нет! Спокойно! Завтра меня должны повести к следователю. Я ему все расскажу про этот унизительный обыск! Негодяи! Пользуются тем, что их никто не видит! Надо обязательно все рассказать!

Он пытался хорошо думать, заставлял себя сосредоточиться и все вспомнить, и не мог. Бессмысленные, невозможные события двух последних дней мелькали, перемешивались, то одно было важнее, то другое… Он не понимал, что эти два дня делал он – Александр Александрович Белов?! Получалось, что ничего! Его как будто в них не было! Он трогал себя за руки и даже за лицо – он был, живой, теплый, но его не было! Никто сейчас не мог подтвердить, что он есть на белом свете. Он вставал, делал свои четыре шага, опять садился и снова вскакивал, в отчаянии хватаясь руками за голову. Пытался думать о тех, кто был сейчас за этими стенами, но даже Николь не шла на ум, он морщился, пытался представить, что происходит у нее, и не мог! То, что творили сейчас с ним, было ужасно – его схватили, засунули в этот мешок и ничего не говорят!

Его унижали везде, на каждом шагу! В голове вдруг, будто спешил на помощь, разлился бескрайний Енисейский залив, солнце широко блестело на волнах, холодный ветер засвистел призывно. Черные клубы дыма из трубы стелились над водой… Сан Саныч схватился за металлическую кровать, сдавил ее так, что рукам стало больно:

– Ы-ы-ы-ы! Ы-ы-ы-ы! – замычал, завыл с отчаяньем, ему казалось, он подыхает. – Гы-ы-ы-ы!

В двери вдруг загремело, открылось окошко:

– Чего мычим на всю тюрьму?! – с угрозой в голосе заглянул какой-то человек.

– Товарищ! – кинулся к нему Сан Саныч.

– Не положено стонать! Тишина! – дверка закрылась.

– Послушайте, – Сан Саныч приник к щелке и зашептал: – Товарищ, я хотел спросить, откройте, пожалуйста, я просто хочу вас спросить…

Никто не реагировал. Бешенство закипело в Сан Саныче.

– Откройте! – заорал он злобно и забарабанил в дверь кулаками. – Кто вы?! Вы не имеете права! Я требую офицера! Старшего! Я ни в чем не виноват! Ни в чем!

Защелкал замок, дверь открылась, там стояли двое. Один из них был тот здоровый, что раздевал Белова:

– Цыц! – цыкнул он негромко. – Будешь орать, пристегнем!

– Вы мне сказали «цыц»?! – вскипел Сан Саныч и услышал, как его голос разносится по коридору. – Как вы смеете? Я заслуженный…

Договорить ему не дали, захлопнули дверь, здоровяк легко, Сан Саныч и не собирался с ним драться, вывернул руку и щелкнул наручником. Вдвоем они согнули его к полу и наручники щелкнули второй раз. Сан Саныч попытался распрямиться, но рухнул на пол. Его руки были пристегнуты к нижней части кровати. Здоровяк беззлобно ткнул его ногой в бок:

– Будешь орать, отведем в карцер. Понял?

Опять дважды провернулся ключ в замке.

Сан Саныч стоял на коленях, неудобно скрючившись, наручники впились в запястья. Штаны сползли вместе с трусами и слетел ботинок. Он попытался сесть на пятки, не получилось. Тело быстро затекало, он опустился на локти, стало получше, но вскоре заныла спина, от пола было холодно. Он стянул зубами шинель с кровати, подпихнул под себя коленями и лег. Телу стало лучше, только вывернутые запястья ломило. Он поерзал, нашел какую-то позу, приладился и застыл.

Он лежал на полу тюремной камеры, с голой задницей. Умелый, смелый, любимец женщин и начальства… Они не могут со мной так! Не могут! Этого не может быть!

В коридоре разговаривали, загремели металлом, дверка в двери отворилась:

– Чего разлегся? Ужин примай! – Знакомый уже хрипловатый голос надзирателя сказал что-то, и оба рассмеялись. Защелкал замок:

– Жрать будешь? Или до утра полежишь?

– Буду… – пробормотал Сан Саныч.

– Ну вот… – надзиратель благодушно перешагнул через арестанта и отомкнул наручники.

Белов поднялся, натянул штаны и взял миску с кашей и кружку с чем-то. Стола не было. Поставил кружку на пол. Каша была пшенная, жидкая, пахла так, как пахнет вода, в которой мыли жирную посуду. Сан Саныч поморщился, попробовал. Вкус оказался такой же, но он был очень голодный. Он съел вторую ложку, и вскоре в миске ничего не осталось. Сан Саныч доскреб все со стенок, подумал даже лизнуть, но удержался. От каши, от плохого комбижира во рту было так, будто жевал свечку. Он не наелся. В кружке была теплая, чем-то подкрашенная вода. Выпил и ее.