Вечная мерзлота

Генерал, гордый своими трясущимися коленями, снисходительно зыркнул на собутыльников сквозь золотые очки и снова наполнил рюмки. Выпили. Генерал сам стал разливать борщ.

– Фу-ух! Хорошо сегодня… на все вопросы четко ответил. Знаете, как он умеет! Это, я вам скажу! У меня один Красноярский край, и то за всем не уследишь! А у него целая страна да еще полмира! И он все знает и все помнит! – Генерал выдохнул расслабленно и выпил, ни с кем не чокнувшись. – Ну, что у вас, молодой человек?

Сан Саныч поставил поднятую было рюмку и заговорил, заикаясь и преодолевая волнение:

– Я про своего старпома Захарова Сергея… Фролыча хотел спросить… он арестован…

– Погоди-погоди! – остановил его генерал и посмотрел на Макарова. – Это твой Захаров?

Начальник пароходства кивнул, строго посматривая на Белова.

– Идет следствие! – генерал зачерпнул борщ и понес ложку ко рту. – Вам тут делать нечего! Вы хотели просить за вашу невесту. Она ссыльная?

– Старпом Захаров арестован по моему делу… меня освободили…

– Я сказал, не ваше дело! – генерал вытер жирный подбородок, глаза недобро сузились, рот тоже стал маленький. – Скажите спасибо, вас отпустили!

– Его тоже бьют, как и меня? Он здесь внизу?! – холодея от страха, выпалил Белов.

– Вас били? – генерал поменял тон на спокойный, даже на благодушный и стал разливать коньяк.

– Пристегивали наручниками и били, как последние подлецы и трусы… – у Белова тряслось все.

– Сан Саныч! – строго остановил его Макаров. – Скажи про Николь.

Генерал опять выпил, не чокаясь. Макаров пригубил, Белов пить не стал.

– Захаров – честнейший человек, Иван Михайлович! Всю войну на морских караванах! Ранения, награды! Почему вы молчите?!

Макаров смотрел на Белова, как на последнего дурака. Заговорил сухо:

– Не ждал я от тебя такого, товарищ Белов. Захаров – это мой вопрос, а ты забыл, куда и зачем пришел! Как можно так себя вести, тебя принимает руководитель края…

– Ладно, Иван Михалыч, дело молодое, горячее, понять можно… – Генерал наполнил рюмки и поднял свою. – Бывает еще, чего греха таить. Давайте, за справедливость! Не я здесь командовал, но все равно – мои личные извинения за сотрудников, капитан!

Сан Саныч растерялся, зачем-то начал вставать, чтобы выпить стоя, но не встал, а быстро выпил и, стиснув зубы, опустил голову. Он видел глаза генерала, когда тот говорил о справедливости. Они не выражали ничего. Капитан Белов и старпом Захаров были ему не интересны.

Генерал с удовольствием ел цыпленка, вытирал салфеткой жир, Макаров закурил, а у Сан Саныча коньяк в горле застрял. О Николь говорить он не мог. Этот упитанный генерал был ему неприятен, у него, у Козина и Антипина было что-то одинаковое в лицах. Они были трусы, холуи, они были люди без чести… Сан Саныч встал неожиданно для себя:

– Извините меня, товарищ генерал, я… разрешите, я пойду? Мне очень стыдно, Иван Михалыч. Честное слово! Извините! – и он, едва не уронив стул, выбрался из-за стола.

– Идите-идите! Ничего не бойтесь! Я запрошу дело… как фамилия вашей невесты?

– Вернье… Николь.

– Цыганка, что ли? Ну ладно, скажите секретарю, разберемся! – генерал разорвал следующего цыпленка. – Завтра с утра приходите!

– Спасибо, извините меня еще раз. Я просто…

– Ну идите уже… я понял. Давай, Михалыч, вздрогнем по-старинному! У меня настроение сегодня! – генерал поднял рюмку.

К выходу Белова сопровождал офицер. Сан Саныч совсем ничего не чувствовал. Как будто сделали укол в голову, если бы его спустили вниз и заперли в знакомую камеру, он не сказал бы ни слова. Так даже и лучше было бы – он сейчас что-то сделал не так! Все испортил! Внутри все онемело – шел просить за Николь и не спросил!

На улице светило солнце и морозило. Он натянул поглубже фуражку, поднял воротник шинели, у него были дела в пароходстве, но он, боясь, что его найдет Макаров и придется с ним разговаривать, пошел в другую сторону. Он просто шел по улице, не зная, куда деться. В этом городе год назад у него было море приятелей, теперь же не было никого. Он брел, а ему назойливо мнилось, что он снова в лагере, где друзей не бывает.

От выпитого коньяка захотелось есть, он зашел в пельменную, где разливали и водку. Здесь они не раз сиживали с Мишкой Романовым.

Возвращался в общежитие вечером, мороз прижал за двадцать, и Белов здорово окоченел, но и протрезвел. Тревога вдруг охватила, показалось, не одыбает[148] до завтра. Пошел в душ, побрился и лег в кровать. Уснуть опять не получалось. Николь, Фролыч, Макаров, перед всеми он был виноват по уши… Мишка Романов… он уже ничего не мог о них думать. Их образы вызывали только тяжесть в душе. Он не знал, как будет говорить с генералом.