Кис откинулся от компьютера и вытянул ноги на кресло для посетителей. «Это не женщина, дорогая Лариса, - это танк! Это бульдозер повышенной мощности с укрепленной броней! Тебе повезло, незнакомая Лариса, что ты не присутствовала здесь, когда она, едва не снеся боками на ходу дверную коробку, ввалилась ко мне и долго устраивала свои телеса в этом кресле, где сейчас расположились мои ноги… Тебе посчастливилось не слышать ее вибрирующего, как отбойный молоток, негодующего голоса! Она не забеспокоилась, Лариса, что муж пропал, она не испугалась: не случилось ли с ним чего? Нет - она возмутилась! Что он посмел пропасть! В ее бронированные мозги не пришла мысль, что он мог ее бросить и уехать к другой женщине - это из разряда невозможного! Потому что предмету домашнего обихода по имени Михаил Давыдович Левиков, который ты, неведомая Лариса, проживающая в Париже, обозначила как «доброго, умного и деликатного», - этому предмету надлежало быть всегда на своем месте и исправно выполнять свои функции. И предмет виноват уже тем, что посмел не быть под рукой… Да, если бы ты видела это, Лариса, ты не удивлялась бы, что твой Миша оказался раздавлен морально и физически…»
Еще одно письмо, ближе к отъезду изобретателя.
- Ну что ж, понятно, - просмотрев еще несколько писем, Кис отставил опустевшую чашку и снова прикурил «Золотую Яву». Михаил Левиков одинок в семье, не оценен по достоинству, морально раздавлен. У него есть взрослая дочь, унаследовавшая от маменьки презрительное отношение к отцу, что способно только усугубить его экзистенциальную тоску. Он болтался где-то в Интернете - типичное времяпрепровождение для одиноких людей, - увидел объявление Ларисы. Судя по всему, она предлагала свои услуги: как репетитора для школьников и гида по Парижу для русских туристов… Алексей знал, что многие русские в Париже перебиваются такой случайной работой, Ксюша не раз живописала жизнь эмигрантов, когда навещала свою старшую сестру Александру, приходившуюся Алексею Кисанову любимой женщиной.
Михаил, видимо, что-то спросил у Ларисы - какую-нибудь ерунду, типа: «Что, тяжело с работой во Франции?» Она ответила - переписка завязалась. И к концу третьего месяца переписки они оказались друг другу самыми близкими людьми. Для Михаила, который давно перестал верить в себя, Лариса стала нечаянным подарком судьбы, ангелом с благой вестью, фокусником в цирке на дневном, детском сеансе, который уже почти вытащил из шляпы за уши удачу… К одному из писем Михаила была «приколота» его фотография, а на ней запечатлелось все: и тотальный черный пессимизм «по жизни», и проблеск детского изумления в глазах в ожидании чуда, и страх в него поверить, и легкая, робкая дымка нежности к едва знакомой женщине, и даже дрогнувшая от нечаянно проснувшейся чувственности улыбка…