Вечная полночь

День в постели. Совершенно мне не свойственно. Либо так, либо постоянно делать и немедленно забывать, не знаю… Мне говорят, с моей убитой печенкой в состоянии постоянного сопротивления временами будут нападать вот такие приступы усталости. Усталости и потоотделения, а также головной боли с полной потерей веры. В этом состоянии не могу поверить, что оно не навсегда Что это не ТО. Ты не умрешь, ты просто будешь так слаб, что не хватит сил даже на самоубийство, если вдруг на него решишься.

Но, может, это вообще не моя печень. Возможно, у меня просто — ужасное словечко — депрессия! Депрессия — это щит, которым я прикрываюсь по жизни. Ощущение несчастья настолько привычно, настолько составляет часть моего существования, что я жил как эскимос, которому от рождения холодно, и он считает, что стужа распространяется изнутри.

Но у меня не холод. Адский приход или нервное возбуждение. Я прихожу каждый день вместе с буржуями на «Вольво» забирать дочку из подготовительной школы. Нина расцветает огромной улыбкой и кричит: «Папа!», едва меня увидит. Она спрыгивает с качелей, словно ребенок из рекламы «Кодака» и бежит мне на руки. Тогда я поднимаю ее и одно головокружительное мгновение кручу ее высоко в воздухе и ставлю обратно на землю. Теперь я знаю, что значит «головокружение». Потому что почти произвожу его. Почти.

Я возвращаюсь к этим моментам, когда у меня начинает зудеть, когда Мартышка, вцепившись лапами, сидит у меня на загривке (наркоидиома — обезьяна на спине, означает привыкание. Прим. ред.). Как сегодня.

Дело в том, что все просто: я выбираю Мартышку и теряю отцовские права. Если таким окажется мой последний миг на земле — я увижу, как милая моя Нина несется ко мне, растопырив ручонки и потрясающей улыбкой — я умру счастливым. С другой стороны, вмазаться герой тоже неплохо. Кого я дурачу? После всего этого чистого периода первый укол станет невероятным. Дело в том, что с наркотиками снова обретаешь девственность. Но почему это происходит даже у меня в мозгах?

Понимаете, это же болезнь. Эта жуткая мысль, неуместная, как больной отросток на дереве жизни — всегда есть наркотики… Они коренятся даже в глубине семейного счастья, настойчиво звучит мысль…

Возможно, я что-то вроде нездоровой отрыжки для доказательства обоих понятий. Для отстаивания таких полярно противоположных возможностей. Либо, конечно, они не настолько противоположны. Либо между ними вообще нет разницы… Тут со всей честностью скажу, что главная разница в том, что наркотик, видимо, более надежная ставка. Да, именно. Даже если не выпускают открыток с надписью: «Приятного героина!», наркотик в конечном итоге более банален.

Что такое в конце концов героин, как не плюшевый мишка для джанки? Что заставляет человека чувствовать себя таким довольным и таким эстетом…

Вы способны меня понять? Ширяются, только чтобы стало тепло, и все поплыло. Примерно так. Но эти отцовские чувства… Забудьте о них! Ничто не приносило мне столь жутких ощущений! Это настолько реально, что сердце может разорваться от удовольствия. Что, согласно системе всех вещей, как раз разделяет ширки героином и любовь к ребенку. Героин может убить тебя, но он не может разорвать сердце. Не то, что ребенок.

Не то, что любовь к ребенку.

Во время моей первой попытки упорно воздерживаться от геры в Лос-Анджелесе, день для меня вертелся вокруг сходить-не-сходить к дочке домой и возвращению обратно, так и не сходив. Я не хотел продолжать колоться, но остановиться не мог.

Выйдя шатающейся пьяной походкой из самолета до Лос-Анджелеса, я вынес решение: новый город, новая жизнь. Я начинал убиваться в самолете (но не больше пяти-шести раз… Сколько коктейлей получится употребить за полуторачасовой перелет?) Не в смысле, я был алкашом или что-то в этом роде. Спирт нужен для протирки игл.