Вечная полночь

«Королева Ночи», около двадцати футов ощетинившегося колючего дерева, щеголявшего сочными красными побегами неизвестного происхождения и, хотя я тогда того не знал, внушительными розовыми цветами, появляющимися и распускающимися только в лунную ночь, когда они в настроении. Но я доподлинно сознавал, просто глядя на растение, что оно символизировало все мною любимое и ненавидимое в этом городе: одновременно кажущееся фальшивым и неподдельно опасным, ярким на вид и смертельно опасным для прикосновения. Если бы птеродактиль воспарил из зарослей бананового дерева позади него, я был бы не столь поражен.

За сюрреалистическим растением стояло что-то наподобие хижины, коптильня в тридцатые, когда дом построили, превращенная в студию писателем-неудачником, обитавшим здесь до нас. Я понял, что это был писатель-неудачник, поскольку когда зашел посмотреть сооружение, то первым делом обнаружил на письменном столе обработку фильма «Бини и Сесил». Либо он очень поздно начал — «Бини и Сесил» пропали из эфира с тех пор, как мне стукнуло примерно девять с половиной — либо у него настолько отсутствовала планка, что он вообразил, дескать, его билетом в Голливуд станет возрождение непопулярного-даже-во-времена-своего-существования детского шоу.

Я представил себе, в приступе астрального отождествления, как этот парень сидит тут, солнце палит в жестяную крышу, его жена на работе, зарабатывает деньги, чтобы он мог вот так вот просиживать штаны со своей никудышной идеей, стуча по пишущей машинке. Сцена Первая: Бини находит спрятанный клад на затонувшем Пиратском Корабле. Сесил собирает гальку… Свой чувак! Как бы там ни выглядел интерьер, я понял, что это местечко для меня.

Внутри атмосфера оказалась даже еще приятнее. Сандра щебетала в кухне с хозяйкой, которая вскоре станет бывшей хозяйкой, и ее мамашей, обсуждая развод, сделавший данное коммерческое предприятие необходимым шагом. Все сходилось одно к одному: этот паразит на заднем дворе, вынашивающий обреченные мультяшные сценарии и бодающий лбом кирпичную стену, даже стол не протирает, и его жена, эта вымотанная костлявая блондинка, со взглядом, устремленным вдаль на тысячу ярдов, обречена здесь торчать и собирать по кусочкам хозяйство, пытаясь вести дела, пока он не найдет кого-нибудь проницательного, чтобы по достоинству оценить его сидение на корточках при обдумывании очередного гениального мозгового штурма, несомненно, эпопеи «Хекел и Джекел».

Это был не просто заурядный старый дом. Не хватало только плаката над парадной, объявляющего, что это ДОМ НЕСЧАСТЛИВЫХ БРАКОВ. Дело не в том, что я нуждался в каких-то еще сигналах от богов семейного счастья, но просто ради того, чтобы утвердиться в правильности такого шага, я проник в ванную и подверг осмотру архиважный шкафчик с медикаментами.

После секундного разочарования — ничего убойнее безрецептного эмпирина — я отодвинул первый ряд в сторону и напал на золотую жилу. Прямо передо мной стояла упаковка декседрина. Слышь, давненько я не убивался на качелях! И, спрятанная позади нее, между массенджилом и непонятной отбивалкой для мяса (народ подчас хранит в аптечках всевозможные загадочные штуки, иногда лучше не знать зачем), гигантская, в три кварты, полная баночка хайкодана. Этого дивного троекратнонаписанного гидолкодеинового сиропчика от воспаления легких. От одного созерцания содержимого захочешь подхватить бронхит. Но к чему ждать? Наступил праздник. Что же, я, пожалуй, купил бы этот дом. Я действительно купил бы этот дом! Если это не призыв свыше сделать зверский глоток сиропа от кашля с наркотическим действием, то я не знаю, что это.

Я даже не видел остальной дом. Но я успел влюбиться в ванную. Будь я Карлосом Кастанедой, я бы сказал, что нашел свое место силы. Признаюсь вам, я увидел себя: месяцы в ступоре, сидящим нагишом на толчке, купаясь в поту, обе ступни стоят на черном спортивном свитере, свалившимся под ноги, один рукав плотно перетягивает руку, и обтрепанный, пожеванный манжет зажат в зубах.

В моем представлении это дело всего одного дня. Солнце слишком устало, чтобы сейчас всходить. Кровь кап-капает на мерзнущие лодыжки. Я сосредоточен на второй или третьей вене, выбирая место удара, мечтая о том, чтобы ебучие синекрылые малиновки перестали щебетать и сдохли, пока я не законтачил и, наконец, засадил пробуждающий укол, от которого все будет хорошо, день станет сносным, а это тело, эта комната, этот дом окажутся именно на той планете, где я хочу быть.

Да, блядь! Я отошел от зеркала с понимающей улыбкой, венчающей венец творения. Я вернусь… Потом я вспомнил про смыв, пустил воду и промаршировал из ванной почти готовый запеть.

«Сандра, нам надо это покупать! Это место… Солнышко, это место для нас!»