Вечная принцесса

Неладное это дело, так начинать супружество, которое, как ни крути, только и зиждется что на жадности, амбициях да еще на страхе двух государей перед Францией. Каталина попала в тиски между двумя бессердечными властителями. Маргарет догадывалась, что и в замок Ладлоу Каталину с супругом послали для того, чтобы вынудить ее пользоваться своей утварью и тем самым понизить её цену. Оставь король Генрих их при дворе в Виндзоре, Гринвиче или Вестминстере, принцесса ела бы там с его блюд, и тогда ее отец мог бы утверждать, что испанская золотая посуда совсем новая и может идти в счет приданого. Но теперь они каждый вечер царапают серебряными ножами испанские золотые тарелки, и каждая царапина, нанесенная небрежным ножом, мало-помалу портит добро, снижает его стоимость… Короче говоря, Фердинанд, конечно, хитер, но и Генрих Тюдор парень не промах!

— Он сказал, что я ему как дочь, — осторожно начала Каталина. — Однако как я могу быть ему дочерью, если мой долг — повиноваться родному отцу? Мой же отец велит мне не пользоваться моей посудой и отдать ее королю в счет моего приданого. Поскольку приданое не выплачено, король посылает меня сюда без провизии, не платит мне моего содержания и не принимает добро, которое я ему предлагаю.

— А что говорит об этом испанский посол?

— От него толку нет, — скорчила рожицу Каталина. — Он мне не нравится. Он еврей, но выкрест. Испанец, но уже давно живет здесь. Сдается мне, он служит Тюдорам, не Арагону. Конечно, в свое время я напишу отцу, что де Пуэбла не надрывается у него на службе, но пока что посоветоваться мне не с кем. Что до моих придворных, то донья Эльвира и казначей не перестают вздорить. Она советует заложить посуду и драгоценности, чтобы выручить за них деньги и отдать приданое, а казначей клянется, что не выпустит их из виду, пока не передаст королю.

— А вы не спрашивали принца, как, по его мнению, следует поступить?

Каталина ответила не сразу, тщательно подбирая слова:

— Видите ли, это дело между его отцом и моим. Я не хочу, чтобы оно вставало между нами. В этой поездке принц оплатил все мои дорожные расходы. Вскоре ему придется заплатить жалованье моим придворным, а мне понадобятся новые платья. Я не хочу просить у него денег. Не хочу, чтобы он считал меня жадной.

— Вы влюблены в него, верно? — с улыбкой спросила Маргарет и увидела, как вспыхнуло личико принцессы.

— О да! Очень!

— Вот счастье-то! — мягко произнесла леди Пол. — Быть принцессой и влюбиться в мужа, за которого вышла по приказу! Да вы счастливица, Каталина!

— Я знаю. Я думаю, это знак особого Божьего ко мне благоволения.

Леди Пол помолчала, дивясь на величие притязаний, но не стала вразумлять принцессу. Радужные обольщения юности и так скоро рассеются, сами по себе.

— И что, есть уже признаки?

Каталина недоуменно вскинула бровь.

— Я о ребенке. Наследнике. Вы ведь знаете, каких признаков следует ждать?

— Да, знаю, — вспыхнула Каталина. — Матушка мне рассказывала. Но пока их нет.

— Ну, вы еще так недавно женаты, — утешила леди Маргарет. — Но если б вы ждали ребенка, думаю, вопрос с приданым решился бы сам собой. Все было бы у ваших ног, если б вы носили следующего принца Тюдора.

— На мой взгляд, мне должны платить содержание, есть у меня ребенок или нет, — заметила Каталина. — Я принцесса Уэльская и должна поддерживать свой статус.

— Сущая правда, — сухо кивнула леди Маргарет. — Но кто скажет об этом королю Генриху?

— Расскажи мне историю.

Была полночь. Замок спал. В полной тишине звучали только их тихие голоса.

— О чем же сегодня?

— Что-нибудь про мавров.

Каталина задумалась ненадолго. Он лежал, раскинувшись на кровати, но, когда она шевельнулась, чтобы набросить пеструю шаль на голые плечи, подвинул ее поближе к себе, пристроил так, чтобы ее голова легла ему на грудь, провел рукой по густым рыжим волосам, собрал их в кулак.

— Я расскажу тебе про одну оттоманскую султаншу, — сказала она. — Это не сказка. Эта подлинная история. Она жила в гареме. Ты ведь знаешь, что у мавров женщины живут отдельно от мужчин?

Он кивнул, глядя, как играет отблеск свечи на ее шее, на впадинке между ключиц.

— Она выглянула из окна. На реке был отлив, и городская ребятня возилась в воде. Дети скатывались по скользкому глинистому склону прямо в реку, кувыркались, измазанные грязью с головы до ног, и видно было, до чего им весело и привольно. Султанша хохотала, глядя на них, приговаривая, как жаль, что она сама не может поиграть так же.

— Потому что ей нельзя выйти?

— Да, никак нельзя. Ну, ее служанки сказали об этом евнухам, охранявшим гарем, те — великому визирю, великий визирь — султану, и, когда она отошла от окна и направилась в свой приемный зал… угадай, что там было?

Улыбаясь, он покачал головой:

— Что?