Вечная принцесса

Король не хотел, чтобы Артур танцевал перед новобрачной. Тот делал это слишком старательно, как писарь, сосредоточенно, путаясь в ногах. А Гарри так и горел желанием танцевать, миг — и он уже ведет за собой свою сестру, принцессу Маргариту. Музыканты, которые хорошо знали склонности юных особ королевской крови, бойко заиграли веселую мелодию гальярды. Гарри, пустившись в пляс, на ходу сбросил камзол и остался в одной сорочке, как простолюдин.

Испанские гранды и грандессы осуждающе поджали губы при виде такой бесцеремонности, тогда как английский двор, во главе с королем и королевой, приняли ее, умиляясь энергии и темпераменту Гарри. Когда пара танцоров завершила свое представление кружением и галопом, все, смеясь, с удовольствием захлопали в ладоши. Только принц Артур весь танец старательно смотрел в никуда, лишь бы не видеть брата. Он очнулся, когда мать накрыла его ладонь своей.

— Дай-то Бог, чтобы он замечтался о брачной ночи, — заметил его отец, обращаясь к леди Маргарите. — Однако же сомневаюсь…

Та издала резкий смешок:

— Не могу сказать, что невеста мне по душе.

— Разве? — удивился король. — Вы же читали договор!

— Меня устраивает цена, но товар оставляет желать лучшего, — с обычным своим злоязычием пошутила она. — Изящная штучка, но непрочная, верно?

— А вы бы предпочли крепкую молочницу?

— Я бы предпочла девушку с широкими бедрами, чтобы рожала сыновей, — попросту сказала она.

— На мой взгляд, она достаточно хороша, — резко произнес Генрих.

Нет, никому не сможет он признаться, до чего она, на его взгляд, хороша. Даже себе самому…

В брачную постель Каталину уложили ее камеристки, Мария де Салинас, которая поцеловала ее на ночь, и донья Эльвира, благословившая ее, как мать; однако Артуру пришлось еще долго прощаться с друзьями, которые хлопали его по плечу и скабрезно острили, прежде чем проводить к дверям опочивальни. Там они оставили его в постели рядом с принцессой, которая тихо и молчаливо лежала, пока чужие и незнакомые мужчины, смеясь, желали им доброй ночи, а потом еще явился архиепископ обрызгать простыни святой водой и помолиться рядом с молодыми. Вся процедура была настолько публична, что оставалось лишь распахнуть двери спальни да пригласить жителей города Лондона поглазеть, как новобрачные лежат рядышком в кровати, бок о бок, сущие чучела, набитые соломой. Казалось, прошла вечность, прежде чем последнее смеющееся лицо исчезло — его обладатель закрыл за собой дверь, и они остались вдвоем, опираясь спиной на высоко взбитые подушки, оробелые, одеревенелые, как куклы.

Молчание прервал Артур.

— Не хочешь ли стакан эля? — севшим от волнения голосом спросил он.

— Мне не очень нравится эль…

— Это особый эль, для новобрачных. Он подслащен медом и пряностями. Говорят, придает мужества, — прибавил он, чуть улыбнувшись.

Она тоже улыбнулась:

— А что, мы в нем нуждаемся?

Подбодренный ее улыбкой, он встал с постели и направился за питьем.

— Еще бы! Ты чужестранка, вдали от родины, а я никогда не знал женщин помимо сестер… нам обоим надо многому научиться.

Она взяла у него стакан горячего пряного эля и сделала глоток:

— Вкусно!

Артур залпом выпил стакан, потом другой и вернулся к постели. Поднять одеяло и лечь рядом казалось каким-то… вторжением, а уж мысль о том, чтобы задрать девушке ночную рубашку и улечься на нее, просто не умещалась в его голове.

— Задую-ка я свечу, — заявил Артур.

Густая тьма поглотила их, рдели лишь угли в очаге.

— Ты очень устала? — спросил он с тайной надеждой услышать «да», чтобы она призналась, что слишком утомлена и не в силах исполнить свой долг.

— Совсем нет, — вежливо ответил голос, из-за темноты кажущийся бесплотным. — А ты?

— И я нет. Хочешь спать?

— Я знаю, что нужно делать, — сказала она вдруг. — Все мои сестры были замужем. Они рассказывали.

— Я тоже знаю! — обиделся он.

— Я не о том, что ты не знаешь. Я о том, что ты можешь не бояться и приступать. Я знаю, что мы должны сделать.

— Я и не боюсь, просто…

К совершенному своему ужасу, он почувствовал, как ее рука поднимает ему рубаху, прикасается к голому животу.

— …просто я не хочу пугать тебя, — договорил он слегка дрожащим голосом, чувствуя, как нарастает желание и вместе с ним удушающий страх оказаться не на высоте.

— Я не боюсь, — ответила дочь Изабеллы. — Я никогда в жизни ничего не боялась.