Вечная принцесса

Каталина подняла глаза от тонкой вышивки черной шелковой нитью, которую выполняла.

— Спокойствие, донья Эльвира, — сказала она тихо. — Все будет, как решит Бог и их величества короли.

— Уже семнадцать стукнуло! — не поднимая от рукоделия головы, упрямо гнула свое дуэнья. — Долго вам еще маяться в этой Богом забытой стране? Ни женой, ни невестой? Ни при дворе, ни в изгнании? А счета все растут и растут, и вдовья доля не выплачена!

— Милая донья Эльвира! Если б вы знали, как огорчают меня ваши слова, вы бы никогда их не произносили! Не думайте, что если вы бормочете что-то, уткнувшись в шитье, то я не слышу. Знала б я, что будет, первая б вам сказала. Что толку сидеть тут и ворчать!

Дуэнья подняла голову и встретила ясный взгляд Каталины.

— Так я ведь о вас думаю, девочка моя, хотя, кажется, никто больше этого не делает. Ни дурак-посол, ни дурак-эмиссар. Если король не согласится на ваш брак с принцем, что с вами станет? Если он не позволит вам уехать, если ваши родители не настоят на вашем возвращении, что тогда? Неужто он собирается держать вас вечно? Кто вы, принцесса или заключенная? Почти год прошел! Вы что, заложница во имя союза с Испанией? Вам уже семнадцать! Сколько можно ждать?!

— Что ж, будем ждать, — спокойно ответила Каталина. — Пока все не решится.

Дуэнья смолчала, да и у Каталины не было сил спорить. Она знала, что весь этот год, пока длится траур по Артуру, ее мало-помалу, но неуклонно отталкивали на задворки королевского двора. Заявление, что она девственница, отнюдь не привело к заключению нового свадебного контракта, как она надеялась, а, напротив, резко снизило ее значимость при дворе. Приглашали ее туда только по большим праздникам, да и то лишь по доброте королевы Елизаветы.

Матушка короля, леди Маргарита, нимало не интересовалась впавшей в бедность испанской принцессой. Та мало того что не принесла наследника, еще и заявляет, что, не познав мужчину, овдовела и не принесет больше денег в королевскую казну. Никакого от нее толку для дома Тюдоров. Разве что послужит разменной монетой в продолжающемся противостоянии с Испанией. Зачем она при дворе? Пусть сидит у себя дома, на Стрэнде. Кроме того, миледи матушке короля не нравилось, как поглядывает на свою вдовую невестку юный принц Гарри.

Тот в самом деле всякий раз при встрече не отрывал от нее преданного щенячьего взгляда, вот миледи Маргарита и решила, что чем меньше они встречаются, тем лучше. Ей казалось, что, улыбаясь принцу, вдовушка перебарщивает с сердечностью, поощряет его мальчишеское восхищение, и все для того, чтобы потешить свое тщеславие. Миледи матушка короля ревниво относилась к любым попыткам оказать влияние на единственного наследника трона. А кроме того, не доверяла Каталине. С какой стати заигрывать с деверем, который на шесть лет ее младше? Какой смысл в этой дружбе? Уж она-то знает, что с него глаз не спускают, без присмотра он шагу не сделает. Даже спит-то в покоях отца. Чего добивается эта испанка, посылая ему книги, пытаясь научить его испанскому, посмеиваясь над его произношением и глядя с трибуны, как он скачет, чтобы пронзить копьем мишень, словно он странствующий рыцарь, а она его дама! Пусть не старается, ничего не выйдет. Миледи матушка короля не позволит, чтобы кто-то, кроме нее, имел влияние на Гарри! Вот потому и появлялась Каталина при дворе все реже и реже.

Сам король при встречах, в общем-то, держался с добродушием, однако Каталина чувствовала, что он смотрит на нее как на свое приобретение, как на ценный, захваченный в бою трофей.

Если б она сумела заставить себя поговорить об Артуре со свекровью или с королем, тогда, возможно, они разделили бы с ней свое горе. Но она не хотела пользоваться именем покойного мужа, чтобы заслужить их расположение. Даже год спустя после его смерти при всякой мысли о нем сердце сжимало так сильно, что не вздохнуть. И уж конечно Каталина не могла играть на своей беде, добиваясь популярности при дворе.

— Так что же будет? — вывела ее из задумчивости донья Эльвира.

— Не знаю, — вздохнула Каталина и отвернулась к огню.

— Если родится мальчик, король, может быть, отпустит нас домой?

— Может быть, — кивнула Каталина.

Дуэнья слишком хорошо ее знала, чтобы за вялым согласием не распознать упрямства.

— Беда в том, что вам не хочется ехать, — шепотом сказала она. — Вы все еще думаете, что можете заставить их выдать вас за принца Гарри. Но если б это было возможно, вы бы уже были помолвлены. Год почти прошел, и все без толку. Ведь вы, дитя мое, всех нас держите в этой ловушке… Я думаю, разумней смириться, признать поражение…

Светлые ресницы Каталины опустились, прикрывая глаза.

— О нет, — сказала она, — я так не думаю.

Раздался резкий стук в дверь.

— Срочное послание для ее высочества вдовствующей принцессы Уэльской!

Каталина, уронив шитье, поднялась с места. Придворные дамы тоже повскакали с мест. Все уже отвыкли, чтобы что-то случалось в тихом и сонном Дарэмском дворце.

— Впустите же его! — воскликнула Каталина.