Вечная сказка(СИ)

С пугающим жужжанием моторов, самолёты проносились над самыми крышами, едва не задевая их своими животами. Если бы высунуться было возможно, то в кабинах завиднелись напряженные лица летчиков в бипланах Ки10. Когда они обстреливали бегущих солдат, но на их губах уродливо расплывались улыбки. Я зажалась в самом дальнем от окон и глухом углу комнаты, в которой всё было перевернуто так, словно врывались грабители, но никого, кроме меня, не было, с тех пор как родители с младшими братьями и сестрами сбежали в укрытие. Я не последовала за ними. Я ждала. Даже сейчас, когда на улице грохотали выстрелы и бомбежка, я смотрела на дверь, не отрывая глаз. И она открылась. Лухань вошёл, всматриваясь внутрь со страхом, боясь, что никого не найдет и не увидит. Но в то же время, в его взгляде на миг промелькнуло успокоение, что он не увидел развороченные трупы и мертвецов с пулей во лбу. Кусая костяшки пальцев дрожащих рук, я вынырнула из-за стула, которым на всякий случай прикрывалась, если разлетятся окна и полетят осколки. Бросаясь вперед, я зарыдала, обхватив Луханя за плечи, переведя руки на шею, утыкаясь в его закопченное от вездесущего в разгромленных улицах дыма лицо, пыльную шею. Из-под каски виднелись отросшие и свалявшиеся волосы, цвет которых было не разобрать, но я помнила, помнила! - Ты вернулся, господи, ты вернулся! - зашептала я, целуя каждый доступный сантиметр, даже его воротник и одежду. Меня ещё нервно трясло, и я омывала слезами пахнущее гарью и порохом обмундирование. - Почему ты здесь? Почему ты до сих пор здесь?! - схватил он меня за лицо и поднял его, желая посмотреть с упреком, но он растаял в слезы, тоже навернувшиеся на его глазах. Лухань бросился целовать мои щеки, я цеплялась за его запястья, закрывала веки, и из уголков глаз лились слезы. - Разве я могла уйти? Разве я могла уйти... Я думала, что если я это сделаю, то ты вернешься и не сможешь найти меня. Что мы никогда уже друг друга не найдем... - Я нашёл бы тебя где угодно... только бы ты была цела... тебе нужно уйти отсюда! Здесь небезопасно. Все давно в убежище... - Теперь можно, теперь можно, - повторяла я, оглушенная счастьем его присутствия, не слышащая уже рокота войны совсем рядом. Я не хотела думать больше ни о чем, только бы Лухань оставался рядом. Я едва выжила этот год без него, после того, как его призвали на фронт. Я прожила десятилетие ада за его отсутствие, и смерть уже была милее разлуки. - Идём. - Взяв меня за руку, он осторожно вывел нас из квартиры. Подъезд превращался в труху, ступеньки кое-где провалились, все краски стали коричнево-серыми от постоянно поднимавшейся при сотрясании бомбами земли, клоками выгнутые перила, словно оплавленные, выбоины цемента и куски кирпича. Всё хрустело и шуршало под ногами. Я смотрела вокруг, как слепая, впервые увидевшая свет. Я три дня не выходила наружу, доедая последние крохи еды и воды, потому что трубы давно пробили при обстреле, и воду добыть было очень сложно среди ставших руинами построек.

- Почему ты не переоделся в гражданку? - Посмотрела я на плечо, затянутое в зеленоватую униформу военного. - Если ты наткнешься на японцев, тебе будет конец, а так... гражданских могут взять в плен... почему ты не переоденешься? - Я китайский солдат! - Обернулся он ко мне, ступив на порог подъезда. - Я никогда не стану прятаться и скрываться! Это честь и гордость, что я защищаю свою страну! - Лухань, посмотри вокруг... какая гордость?! Мир горит в огне... тысячи погибли!

- И половина моего взвода! - Дернул он меня за руку, так что я налетела на него. Он обнял меня, прижав к груди. - Я видел столько смерти... уверен, что ты тоже... разве теперь что-то имеет значение? Ты рядом. Мне ничего уже не страшно. Ничего. - Я люблю тебя, Лухань, - дребезжащим голосом прохрипела я. Мы с минуту простояли под дверным косяком. При любых обвалах и крушениях - это самое безопасное место. Но во время войны таких мест нет. - Скорее, нужно уйти в убежище... ведь больше идти некуда? - Нет, надо дождаться подкрепления, дня два или три, и, возможно, наши оттеснят японцев. - Мы осторожно побежали, пригибаясь и прячась за столбами с оборванными линиями, за перевернутыми машинами и раскуроченными тумбами, на которых когда-то висели афиши. На тротуарах валялись убитые люди. Большинство не были военными, это были просто те, кто попадал под пули, под осколки, под ненависть врага. Я боялась вглядываться, чтобы не увидеть знакомых. А ещё хуже - родных. Лучше я буду верить в то, что они добрались до укрытия, спаслись.