Вечная сказка

Отец взял отпуск на две недели, чтобы провожать и встречать меня из школы. Оставалось ровно столько до каникул и меня пугало, что они предпримут после?.. Попытаются увезти меня подальше? Мне было всё равно на себя, у меня было то, от чего я могла бы избавиться, прекратив страдания — жизнь, я беспокоилась только о Лухане, представляя, в какую бездну отчаяния погружается он с каждым днем, понимая, что я не приду. Сутки за сутками, проходит его неосязаемая беспрерывность существования, но ничего не меняется. Я пыталась дважды сбежать по пути из школы или в неё, но отец слишком зорко за мной приглядывал. Я перестала с ними разговаривать — с этим мужчиной и с этой женщиной, которые озабочено и любяще смотрели на меня, стараясь убедить меня в том, что я нездорова, что Луханя нет — он галлюцинация, порождение расстройства мозговой деятельности. Я попыталась играть по их правилам, тревожась за приближающиеся каникулы, сделала вид, что забыла обо всем и даже улыбалась, говоря только об учебе и занятиях, но меня не спешили никуда выпускать, а когда я однажды пришла домой, то обнаружила гостя, которого никогда раньше не видела среди друзей отца. Когда же они усадили меня в свою взрослую компанию и мужчина попытался заговорить со мной, я поняла, что он психотерапевт, а никакой не приятель или коллега. Возмутившись этому отвратительному обману, я ушла в спальню и хлопнула дверью. Они хотят убедиться, что я здорова? Они не верят мне… они хотят лечить меня разговорами с таким же циником и скептиком, как они сами? Разве я так много просила? Хотя бы одно свидание в неделю! Если бы они пускали меня хоть на пару часов к Луханю… я бы больше ничего не требовала, не бунтовала, не противилась, не обижалась, только пустите меня к нему! Если я пока ещё в своём уме, то это может измениться, потому что без Луханя, с каждым днем, мне становилось всё хуже. А ему каково? Когда я только натолкнулась на него, он был похож на немного странного. Семнадцать лет одиночества! Он был силен и выдержал, но выдержал однажды, а если это повторится? Я бы сломалась и с первого раза. Во время уроков я не могла думать ни о чем другом. Как я буду сдавать экзамены? Я обещала наверстать упущенное и стать хорошей ученицей, но это давалось всё труднее. Беспокойство за Луханя изводило, истощало, отнимало все силы и владело всеми мыслями. Я должна подать ему какой-то знак… Я попросила лучшую подругу пробраться в особняк и передала ей записку, объяснив, что её нужно развернуть и положить на пол в том доме. Я написала в ней о своей любви, о том, что ни на миг не забываю о нем, что каждую минуту думаю, как вырваться к нему. Я знала, что ответа не последует, но что поделать… Лишь бы Лухань знал, что я с ним, что не добровольно покинула его. Подруга трижды выполнила мою просьбу, но потом отказалась, сказав, что это слишком глупо и странно, что ей страшно ходить в заброшенный дом, и что она не видит смысла в этих записках, ведь их никто не берет, и они лежат там, одна рядом с другой, никем не тронутые. Кажется, она стала что-то подозревать, видя, что отец ходит со мной до школы и от неё. Как и они — все те люди и подобные им, — она заподозрила во мне ненормальность, которой стоило сторониться, чураться, остерегаться. Будто это зараза какая-то. Я осталась совершенно одна, не понимаемая никем, отлученная от единственного, кто любил меня по-настоящему, для кого я родилась и жила.

Философы всегда бились над проблемой того, где же находится граница между нашим воображением и реальностью. Субъективность и объективность. Мыслю, значит существую. Лухань мыслил, но его не было. Его не было ни для кого, кроме меня. Стало быть, существует только то, о чем или о ком мыслят. Я стала дорожить собой только по этому принципу — я единственное, что мыслит о Лухане и поддерживает его существование. Но что призрак? От любого человека можно отвернуться и начать его игнорировать, и он почувствует, как сходит с ума. Каждому из нас нужен тот или те, которые бы думали о нас, замечали нас. Когда о нас не думают, то нас нет, будь мы какими угодно обладателями тела, органов, ощущений, чувствуй мы боль или себя в целом. Нас нет без людей, знающих о нас. Не будь у Робинзона Пятницы — его бы не было, не будь у Маленького принца лиса — его бы не было. Полного одиночества не бывает, полное одиночество — это несуществование. Лухань, пожалуйста, не исчезай. Я думаю о тебе, постоянно думаю. Подожди, потерпи, ведь я повзрослею, стану совершеннолетней. Я буду сама за себя в ответе. Я сразу же вернусь к тебе, я приду к тебе, навсегда, навечно…

* * *